Архиепископ Царицынский Дамиан (Говоров) и его просветительская деятельность в эмиграции

 

Доклад канд. ист. наук, канд. богословия, доцента кафедры истории Русской Православной Церкви ПСТГУ Кострюкова Андрея Александровича посвящен просветительской деятельности в эмиграции архиеп. Дамиана (Говорова). Доклад был прочитан 12 октября 2010 года на заседании секции "Актуальные проблемы новейшей истории Церкви и церковно-государственные отношения" Международной конференции «Церковь, наука и образование в России: история и перспективы», посвященной 325-летию Московской духовной академии.

Святейший Патриарх Тихон был убежден, что трагедия русского рассеяния может обернуться для Церкви великим благом. Распространение православной веры было, по мнению Патриарха, главной задачей эмиграции. Такого же мнения придерживались и другие русские архиереи. «Мысль о Божием назначении русской эмиграции, — вспоминал протоиерей Стефан Ляшевский,  – насадить Православие во всем мире, я впервые услышал от Патриарха Тихона и несколько лет спустя от Блаженнейшего митрополита Сергия. <…> Святейший Патриарх Тихон <…> завещал, основываясь на своем большом опыте Святительства в Америке, чтобы Русская Церковь насадила Православие во всем мире»[i].

Хорошо известно, что миссионерство русской эмиграции не дало тех результатов, на которые рассчитывал святитель Тихон. Причин тому много, и в значительной степени корни этой неудачи следует, наверное, искать еще в синодальной эпохе.

В связи с этим деятельность отдельных миссионеров и просветителей, оказавшихся в эмиграции и постаравшихся исполнить завет Патриарха Тихона, представляет большой интерес.

Один из незаслуженно забытых просветителей русского рассеяния – архиепископ Царицынский Дамиан (в миру Дмитрий Григорьевич Говоров). Будущий архипастырь родился в 1855 г., окончил Екатеринославскую духовную семинарию, был рукоположен во иерея. В 1911 г. окончил Киевскую духовную академию, был пострижен в монашество, возведен в сан архимандрита и назначен ректором Кишиневской духовной семинарии. В 1916 г. был рукоположен во епископа Эриванского, викария Тифлисской епархии, затем был епископом Петровским, а с 1918 г. – епископом Царицынским, викарием Саратовской епархии.

В годы Гражданской войны архипастырь оказался на территории, занятой войсками Добровольческой армии генерала Деникина, а затем Русской армии генерала Врангеля.

Находясь в Крыму, епископ Дамиан принял самое активное участие в организации Свято-Владимирского братства, которое было открыто 8 сентября 1920 года. Задачей братства стала, прежде всего, просветительская и благотворительная деятельность. При этом, епископ Дамиан видел свой долг в разъяснении населению Крыма принципов приходской реформы. «Народ понял ее, — вспоминал епископ Дамиан, — в смысле предоставления народу неограниченных прав хозяйничать в церкви. В Таврической епархии старосты держали у себя ключи от церкви и разрешали священнику служить и входить в храм по своему усмотрению»[ii]. Деятельность братства благословил архиепископ Таврический Димитрий (Абашидзе). Митрополит Антоний (Храповицкий) после своего переезда в Крым осенью 1920 г. также отнесся к деятельности братства положительно. Члены братства проводили лекции, благодаря братству была открыта школа для детей русских беженцев на хуторе Новый Херсонес. Однако уже тогда у братства были свои противники. Отрицательно отнеслись к его деятельности архиепископ Феофан (Быстров) и епископ Вениамин (Федченков), причем последний запретил монахам Херсонесского монастыря и духовенству записываться в братство[iii].

Вместе с остатками Русской армии Врангеля епископ Дамиан покинул Крым в ноябре 1920 года. В дальнейшем жизнь архипастыря была связана с эмиграцией. Более года епископ Дамиан находился в Константинополе, который стал местом скопления русских эмигрантов.

Как и Патриарх Тихон, епископ Дамиан видел промыслительное значение в русском изгнании. «Христианское сознание говорило нам, — писал епископ, — что все совершившееся наяву – не случайное явление. Движение Российское и движение мировое привело нас к центру православия для какой-то великой цели, ибо все пережитое русским человеком за это время – дело большого масштаба». Душа архипастыря и здесь требовала деятельности. Вскоре после прибытия в Константинополь епископ Дамиан возобновил работу Свято-Владимирского братства. Благодаря американским гуманитарным организациям, иерарху удалось получить не только материальную помощь, но и дом на 36 комнат. Здесь архипастырь открыл интернат для русских детей-сирот. Таковых набралось до 50 человек. Для того, чтобы интернат ни в чем не нуждался, архипастырь устроил при нем прачечную и рыбокоптильню. Таким образом, обитатели интерната через некоторое время стали обеспечивать себя сами, не обращаясь к чьей-то помощи[iv].

В июле 1921 г. епископ Дамиан принял участие в Русском Церковно-Представительском Собрании, определившем основные направления деятельности Церкви в эмиграции. В этом Собрании приняли также участие епископ Вениамин (Федченков) и представитель Константинопольского Патриархата епископ Неокесарийский Поликарп[v]. Н.М. Зернов, присутствовавший на этом собрании, впоследствии писал, что «на нем царил дух подлинной церковности»[vi].

Епископ Дамиан был убежден, что зарубежному епископату необходимо направить свои усилия именно на такие, практические дела, а не заниматься созданием бюрократического аппарата. «Все внимание, — писал епископ о руководстве Зарубежной Церкви, —  сосредоточено было на управлении. Созданы были громоздкие учреждения вроде Высшего Церковного Управления, епископского совета, пресвитерского совета и проч. <…> Детям русским по школам некому было преподавать Закон Божий. Я преподавал его в нескольких училищах, потому что все священники заняты были по учреждениям административным»[vii]. Архипастырь был убежден, что ВЦУ в Константинополе не смогло организовать ни просветительской, ни благотворительной деятельности. В результате дети оставались без Закона Божия, и родители были вынуждены отдавать их в католические колледжи. Епископ Дамиан писал, что привыкнув к бюрократизму в России, Зарубежное ВЦУ устраивало переписку по любому вопросу, заводило длинные споры о каноничности того или иного предприятия, будь то открытие нового прихода, братства или училища. В то же самое время католики без всяких разрешений и переписки открывали курсы, приюты и т.д. Епископ Дамиан констатировал, что все дело просвещения и благотворительности в Константинополе взяли на себя католики[viii].

Архипастырь жаловался, что его инициативы и начинания не встречают отклика со стороны руководства Русской Зарубежной Церкви. Устав Свято-Владимирского братства, например, был утвержден только через год после переезда епископа Дамиана в Константинополь – 4 декабря 1921 года. Долгое время не находила поддержки идея об открытии в Константинополе духовного училища, хотя архипастырь нашел на это средства. Епископ Дамиан считал необходимым «пополнить хотя в малой доле убыль священства из России, когда откроются нам двери в нее»[ix]. Прошение об открытии училища архипастырь подал в ВЦУ в сентябре 1921 г. и сразу же встретил противодействие. Управляющий русскими приходами в Константинополе архиепископ Анастасий (Грибановский) сообщил епископу Дамиану, что Зарубежное ВЦУ собирается открывать свои богословские курсы, и в Пастырском училище епископа Дамиана необходимости нет. Курсы, о которых писал архиепископ Анастасий, действительно были открыты, но просуществовали всего несколько месяцев[x]. В ноябре 1921 г. Зарубежное ВЦУ все-таки разрешило епископу Дамиану открыть пастырское училище[xi], но архипастырь, уставший от борьбы, к тому времени уже принял решение перенести свою деятельность на Балканы.

Страны Балканского полуострова нуждались в духовенстве, и образованные священнослужители из России высоко ценились. Епископ Дамиан еще в 1921 г. вступил в переписку с болгарскими иерархами, предлагая им открыть Богословско-пастырское училище. Первоначально архипастырь предлагал открыть его на Шипке, превратив находящийся здесь русский храм, а также прилегающие здания в русский духовно-просветительский центр[xii]. Просьба о передаче зданий не была одобрена Архиерейским Синодом РПЦЗ по причине того, что принадлежащее храму здание использовалось в качестве инвалидного и детского домов[xiii].

В результате переговоров епископу Дамиану удалось получить от Болгарской Церкви монастырь святых Кирика и Иулитты. Здесь архипастырь и решил основать училище, благословение на открытие которого необходимо было получить от Зарубежного ВЦУ. В конце 1921 г. архипастырь направил в Сремские Карловцы соответствующее прошение, и вскоре разрешение было получено. 20 января 1922 г. Зарубежное ВЦУ благословило открытие училища с условием, что его содержание не ляжет на ВЦУ[xiv].

Со стороны русской эмиграции в Болгарии отношение к новому начинанию было скептическое. Проживавший в Болгарии профессор М.Э Поснов считал, что дело епископа Дамиана не может иметь успеха за отсутствием средств, преподавателей и книг. Такого мнения поначалу придерживался и управляющий русскими приходами в Болгарии епископ Серафим (Соболев). Болгарские архиереи также смотрели на дело с недоверием[xv].

Действительно, училище заработало в полную силу не сразу. Хотя оно должно было быть четырехгодичным, первый состав учащихся был принят сразу на второй курс. Епископ Дамиан объяснял это тем, что все поступившие имели среднее образование, а в училище на первом курсе предполагалось изучать общеобразовательные предметы. В течение полутора лет новое учебное заведение испытывало кадровый голод. Известно, например, что некоторое время епископ Дамиан читал лекции один, поскольку не мог найти преподавателей[xvi].

И все же труды архипастыря не остались бесплодными. Вскоре в училище пришел кандидат богословия Казанской духовной академии Б.В. Остроумов. Через некоторое время состав училища пополнился еще тремя преподавателями. Помимо Остроумова, читавшего курс по церковной истории и основному богословию, к преподаванию был привлечен иконописец монах Василий (Белоус), а также кандидаты богословия Казанской духовной академии: И.Н. Чаусов для чтения курса по Священному Писанию, и А.З. Яковлев по пению[xvii]. 

Очень скоро ситуация в училище наладилась. Всего за годы своего существования с 1922 по 1936 год его окончило более 50 человек. Некоторые из выпускников продолжили учебу в других богословских учебных заведениях, например, Свято-Сергиевском богословском институте в Париже. Немало выпускников приняло священный сан. Архиепископ Анастасий (Грибановский), посетивший экзаменационную сессию в 1924  г., оставил  об училище положительный отзыв и отметил, что все учащиеся прекрасно осознают свой выбор служить Церкви[xviii]. Большое внимание уделялось в училище богослужению. Все воспитанники должны были присутствовать на нем ежедневно[xix]. Епископ Серафим (Соболев), приезжавший в училище в октябре 1925 г., отмечал, что знания у воспитанников были в целом на высоком уровне[xx]. И хотя официально Болгарским Синодом училище не признавалось, на практике все те, кто окончил курс училища и был рукоположен епископом Дамианом, принимались на приходскую службу в Болгарскую Церковь. При этом жалованье выпускникам училища платили такое же, как священникам, окончившим болгарские духовные учебные заведения[xxi].

Епископ Дамиан видел в училище огромную пользу. «Православным богословием на западе мало интересовались, — писал иерарх в 1930 г., —  а в массе народной знали только два вероисповедания – католическое и протестантское, православие было совершенно неведомо, и только во время эмиграции религиозно настроенные люди познакомились с церковной обрядностью и почувствовали тяготение к нему. Русская Зарубежная Церковь идет навстречу этому тяготению. Пастырско-богословское училище в Болгарии, единственное в эмиграции духовное учебное заведение, устраняющее всякое формальное препятствие в приобретении богословских истин, людям всякого возраста, положения, национальности». Действительно, в училище учились не только русские и болгары, но и представители других национальностей, например, немцы. Среди учащихся были также те, кто перешел в православие из католичества и лютеранства[xxii].

Управляющий русскими приходами в Берлине епископ Серафим (Соболев) также высоко оценил деятельность епископа Дамиана. «Я полагаю, — писал епископ Серафим, — что дело Епископа Дамиана надо признать полезным для Церкви Божией, а потому заслуживающим поддержки»[xxiii]. В 1930 г. епископ Дамиан был возведен в сан архиепископа Архиерейским Собором РПЦЗ. Болгарским царем Борисом III[xxiv]. архипастырь был награжден орденом «За гражданские заслуги»

Далеко не все, что планировал иерарх, удалось сделать. Изначально архипастырь считал, что  монастырь будет приносить большую прибыль, и даже обещал отчислять Болгарскому Синоду 35 % дохода. Училище, по мнению архипастыря, не должно было бедствовать. На деле все сложилось иначе.

Монастырь не приносил большого дохода и не покрывал расходов училища. Епископу Дамиану приходилось выискивать новые средства. В середине 1920-х гг. удалось добиться субсидии от болгарского правительства (60 тысяч левов в год), доход приносила и сдача в аренду монастырской земли (50 тысяч левов в год)[xxv].

К концу 1920-х гг. выплата пособия от правительства прекратилась. Не оказывал помощи училищу и Болгарский Синод. Училище выживало за счет благотворителей. Так, 50 тысяч левов в год платило Свято-Владимирское братство, 48 тысяч левов в год – Русско-болгарский комитет. Денег училищу постоянно не хватало. Преподаватели были вынуждены работать за небольшие деньги, что, в принципе, не было чем-то исключительным и для русской эмиграции в целом, и для Болгарии в частности. Хотя Болгария приняла русских беженцев гостеприимно, страна находилась в глубоком экономическом кризисе, была вынуждена выплачивать контрибуцию странам-победительницам в Первой Мировой войне – Англии и Франции. Росла безработица. Понятно, что при всем уважении к русским изгнанникам, местные работодатели в первую очередь принимали болгар. Отчаяние эмигрантов было так велико, что некоторые  на подручных средствах вплавь убегали из Болгарии в СССР[xxvi]. Монастырь из-за своей бедности не мог предоставить преподавателям жилье, и они были вынуждены приезжать для лекций издалека, порой один раз в неделю, а иногда и раз в две недели[xxvii].

 По словам епископа Дамиана, училище «существует только благодаря интенсивному хозяйству, усиленному труду учащих <…> и частично благотворителям». Архипастырь был вынужден ограничить число воспитанников, так как монастырь мог прокормить только 18 человек и то от их собственных трудов[xxviii].

Труд был для учащихся обязательным. Все обязанности по хозяйству и уборке лежали исключительно на воспитанниках. Кроме того, все находившиеся в семинарии обучались различным ремеслам на черный день[xxix]. Епископ Серафим (Соболев) писал, что училище сдает в аренду 2/3 своей земли, а остальную обрабатывает самостоятельно. «Это обстоятельство, — писал епископ Серафим, — заставляет учеников значительную часть учебного времени, продолжающегося круглых год, посвящать физическому труду для своего пропитания». Монастырь имел  виноградники, за которыми ухаживали воспитанники. Они же производили на продажу вино и ракию[xxx].

Архиепископ Анастасий (Грибановский), посетивший училище в 1924 г., писал об учащихся: «Трудясь неустанно с утра до вечера они однако не обеспечены всем необходимым. Часто ложась спать они не знают, будут ли иметь пропитание на будущий день. Особенно они нуждаются в одежде, чтобы приобрести ее они вынуждены по временам прерывать занятия и идти на заработки по окрестным селениям. Вообще, бедность – это главная болезнь школы, благодаря ей последняя не может шире развернуть свою деятельность и привлечь к себе полный комплект учащихся и необходимый состав преподавателей. Весь годовой доход школы едва ли превышает 20 000 левов»[xxxi].

Несмотря на бедность, неимущим студентам училище даже выплачивало небольшую стипендию из специальных фондов Берлинского епископа, Лондонского комитета помощи русским клирикам и Покровского сестричества в Берлине[xxxii].

Говоря о деятельности архиепископа Дамиана в Болгарии, нельзя обойти молчанием вопрос о его взаимоотношениях с епископом (затем архиепископом) Серафимом (Соболевым). Этот иерарх давно почитается в Болгарии, как подвижник благочестия, и его имя внесено в святцы Русской Зарубежной Церкви[xxxiii].

Весьма печально, что отношения между архипастырями были напряженными. 

Упоминая о конфликте между епископами Серафимом и Дамианом, секретарь Сербского Патриарха Варнавы В.А. Маевский возлагал бóльшую часть ответственности на архиепископа Серафима[xxxiv], хотя имеющиеся документы не дают оснований для столь категоричных заявлений. Разобраться в корнях этого противостояния – дело непростое. Однако приблизительно изложить суть конфликта представляется возможным.

Ситуация во взаимоотношениях между иерархами изначально была довольно двусмысленная. Хотя епископ Дамиан проживал в Болгарии, он подчинялся не епископу Серафиму, а непосредственно Архиерейскому Синоду.

Рассчитывая на большие доходы от монастыря святых Кирика и Иулитты, епископ Дамиан не предполагал, что в скором времени будет нуждаться в дополнительных средствах. Чтобы поправить финансовое положение монастыря, он пытался получить в свое ведение Александро-Невский (Спасский) Ямбольский монастырь, находившийся в подчинении епископа Серафима. Последний увидел в этом вмешательство в дела своей епархии. Вопрос о принадлежности Ямбольского монастыря неоднократно обсуждался на заседаниях Архиерейского Синода РПЦЗ. В 1924 г. Архиерейский Синод  принял решение оставить монастырь в ведении епископа Серафима[xxxv]. Такое же решение вынес и Архиерейский Собор 1926 года[xxxvi].

Чтобы помочь Богословско-пастырскому училищу и не оставлять его без средств, Архиерейский Синод поручил  епископу Серафиму перечислять часть доходов от Ямбольского монастыря на Богословско-пастырское училище.

 Однако Ямбольский монастырь практически не давал никакой прибыли и долгое время находился на грани закрытия. Епископ Серафим сетовал, что может держать в монастыре только шесть человек (настоятеля, двух послушников и трех рабочих). «Больше принимать никого не буду, — писал епископ Серафим, — ибо каждый новый человек потребует на себя 1000 л[ево]в расхода в месяц и не будет в прибыль для монастыря»[xxxvii]. Во избежание закрытия монастыря епископ Серафим добивался у министра внутренних дел Болгарии Русева разрешения на проведение денежных сборов[xxxviii].

Неудивительно, что средства на училище перечислялись епископом Серафимом неаккуратно. Архиерейскому Синоду неоднократно приходилось разбирать жалобы епископа Дамиана и давать предписания епископу Серафиму погасить задолженности[xxxix].

Отношения между епископами Серафимом и Дамианом ухудшились в 1926 году. Этот год, как известно, был ознаменован разрывом между Архиерейским Синодом РПЦЗ и митрополитом Евлогием (Георгиевским), управлявшим русскими приходами в Западной Европе. В этом конфликте епископ Дамиан поддержал митрополита Евлогия. Хотя епископ Дамиан остался в юрисдикции РПЦЗ, есть основания полагать, что если бы он проживал не в Болгарии, а в Западной Европе, то он бы перешел на сторону митрополита Евлогия вполне официально. Большое недовольство у епископа Дамиана вызвало и обвинение митрополита Евлогия в связях известной организацией YMCA[xl], которую в Сремских Карловцах считали масонской.

В отличие от епископа Дамиана, епископ Серафим (Соболев) в 1926 г. безоговорочно поддержал Архиерейский Синод РПЦЗ. Резкие выступления епископа Серафима против митрополита Евлогия были не по душе епископу Дамиану. В своем письме митрополиту Антонию (Храповицкому) от 18 октября 1926 г. епископ Дамиан отрицательно отзывался как о действиях Архиерейского Синода, так и о позиции епископа Серафима по «евлогиевскому» вопросу[xli].

Ситуацию усугубил спор иерархов о миссионерском стане, который епископ Дамиан пытался открыть при монастыре святых Кирика и Иулитты. В принципе, миссионерский стан являлся базой для поездок епископа Дамиана по русским приходам в Болгарии[xlii]. Епископ Серафим выступил против инициативы епископа Дамиана, видя в ней нарушение канонов и вмешательство в чужую юрисдикцию.

Архиерейский Синод пытался примирить епископов. При этом, если в вопросе о юрисдикции над Ямбольским монастырем Архиерейский Синод занял сторону епископа Серафима, то в вопросе о посещении приходов поддержал епископа Дамиана[xliii]. Так, в октябре 1926 г. Архиерейский Синод, в ответ на жалобы епископа Дамиана попросил епископа Серафима дать ему благословение на посещение русских приходов в Болгарии[xliv].  Однако и впоследствии Синод неоднократно разбирал границы полномочий каждого из архиереев[xlv].

Примирение между архиепископами Серафимом и Дамианом состоялось незадолго до смерти последнего. За несколько месяцев до своей кончины архиепископ Дамиан был помещен в госпиталь доктора Березина в г. Асеновграде. Здесь его дважды – на Рождество и на Пасху, посетил архиепископ Серафим (Соболев). В своем письме митрополиту Антонию (Храповицкому) от 19 апреля 1936 г. архиепископ Серафим сообщал: «Во время пребывания архиепископа Дамиана в русском госпитале Доктора Березина, я два раза посетил архиепископа Дамиана: 7 января и на 2-ой день Пасхи, т[о] е[сть] за 5 дней до смерти. В первое мое посещение я вручил владыке Дамиану небольшую сумму денег из своих на лечение и испросил у него себе прощение за все причиненные ему мною огорчения. В ответ он мне сказал: "Никаких огорчений Вы мне не делали. Я хорошо к Вам относился. Я только шел напролом". Во второе свое посещение я также из своих вручил ему небольшую сумму денег»[xlvi].

Архиепископ Дамиан умер в больнице 19 апреля 1936 года.

После его смерти архиепископ Серафим тщетно пытался спасти его детище – Богословско-пастырское училище, но сделать ничего не смог. Сам архиепископ Серафим объяснял это так: «Считаю своим долгом сказать, что Болгарский Синод и Правительство отрицательно относились к этой школе и не раз мне заявляли, что эта школа Болгарской Церкви не нужна. У меня есть бумага от Болгарского Синода, запрещающая мне посвящать окончивших пастырскую школу во священники для болгарских приходов»[xlvii]. 24 апреля 1936 г., управляющий Пловдивской митрополией (на территории которой находился монастырь святых Кирика и Иулитты) епископ Харитон писал архиепископу Серафиму: «В монастыре св[ятого] Кирика дела будут идти согласно Вашему письменному желанию. Продолжение же пастырско-богословского курса после смерти Архиепископа Дамиана оказывается невозможным в этом монастыре, как и пребывание там немонашествующих лиц»[xlviii].

Тщетными оказались попытки зарубежных иерархов обратиться к посредничеству Сербского Патриарха Варнавы[xlix].

Архиерейскому Синоду РПЦЗ в той ситуации удалось только добиться того, чтобы студентам разрешили сдать экзаменационную сессию. Попытки спасти училище предпринимал Архиерейский Собор РПЦЗ 1936 года[l]. Хотя в результате переговоров руководство Болгарской Церкви на словах согласилось с существованием училища, оно поставило условие, что обучаться в нем могут только русские с последующей хиротонией в РПЦЗ[li]. Это было приговором для училища. Оно прекратило существование и больше не возрождалось. Надо сказать, что в течение некоторого времени острой необходимости в нем русская эмиграция не испытывала. В тот момент богословское образование можно было получить в Свято-Владимирском институте в Харбине, существовала своя семинария в Американской митрополии, которая в 1935 г. объединилась с Русской Зарубежной Церковью. Наконец, в Европе миряне могли получить образование в Свято-Сергиевском богословском институте в Париже, а также на богословских факультетах различных университетов. В конце 1930-х гг. Архиерейский Синод планировал открыть высшее духовное заведение в Германии. Затем была война, приведшая к оттоку русских эмигрантов из Восточной Европы на Запад.