Епископ Борис (Плотников) и его богословско-историческое наследие

В 2011 году исполняется 110 лет со дня кончины преосвященного Бориса епископа  Ямбургского, викария Санкт-Петербургской епархии. Епископ Борис является учёным-монахом в области богословия,  церковной истории, языкознания и метафизики XIX века. Вся его непродолжительная жизнь была служением. И это было служение не только верного и ревностного пастыря Церкви Христовой, но и ученого-монаха. За сравнительно короткий период епископ Борис написал большое количество значимых трудов, как по лингвистике, так и в области богословия и церковной истории, которые актуальны и в наше время. Его статьи   публиковались в разных духовных и светских журналах и периодических изданиях, таких как «Томские Епархиальные Ведомости», «Филологические записки», «Руководство для сельских пастырей», «Вера и Разум», «Прибавление к творениям св. отцов», «Православное Обозрение», «Чтение Общества Любителей Духовного Просвещения», «Православный собеседник», «Труды Киевской Духовной Академии» и др. Сегодня наследие этого выдающегося ученого не выходит за рамки научной среды, поэтому перед данной статьей стоит цель познакомить современного читателя с личностью и трудами этого  «забытого» светоча науки.

Епископ Борис, в миру Владимир Владимирович Плотников, сын столоначальника Красноярского духовного правления, родился 16 июля 1855 года в г. Красноярске. Довольно рано лишившись отца, он был обречён пережить такие трудности, которые могли обусловить его жизни совсем иное русло, нежели судьба ученого-монаха. Но, к счастью, его взял на воспитание и материальное обеспечение родственник, золотопромышленник П.М. Преин. У последнего была богатая домашняя библиотека, в которой молодой Плотников и проводил все свое свободное время. Благодаря этому ещё до студенческой скамьи будущий ученый хорошо изучил древние и новые языки[1].

Первоначальное образование Владимир получил в Красноярском детском приюте и в Красноярском духовном училище. В 1876 году Плотников окончил Томскую духовную семинарию, после чего его, как первого студента, направили в Казанскую Духовную Академию на казенный счет[2]. Инспектор Академии прот. Н. Виноградов так вспоминает прибывшего для поступления юношу: «Высокий, худой, с продолговатым бледным лицом и впалою грудью, но выразительно-умными глазами, новичок-томич производил на окружающих приятное впечатление, только, казалось, не обладал крепким здоровьем»[3]. Действительно, у Владимира было слабое здоровье. Когда он проходил медицинский осмотр перед вступительными экзаменами, у него обнаружили катаром легких. Узнав о неутешительном диагнозе, будущий пастырь желает покончить с дальнейшим духовным образованием и намеревается поступить в университет. Но склонность к богословскому образованию и отсутствие средств на обучение заставили его отказаться от этой мысли, и он поступает в академию на церковно-практическое отделение.

Вскоре обнаружилось, что у молодого студента великолепные способности в области языкознания и богословия. В частности он хорошо владел французским и немецким языками, а тексты древних классиков читал в оригинале, так же основательно он знал английский язык. Не остановившись на достигнутом, Владимир серьёзно занялся изучением славянских наречий под непосредственным руководством известного лингвиста И. А. Бодуэна де Куртенэ, бывшего в то время профессором Казанского университета и читавшего лекции по славянским наречиям и русскому языку в академии. Будучи близко знаком с Иваном Александровичем, Владимир посещал не только лекции, но и занимался с профессором в частном порядке, что позволило ему углубленно изучить польский язык, сравнительную грамматику и санскрит.

Впоследствии свои знания Плотников реализует в научно-литературной деятельности. Ёще на первом курсе он написал курсовое сочинение – «Разбор сравнительной мифологии Макса Мюллера», которое было опубликовано в «Филологических записках» (1879 г. Вып. II  и VI). На втором курсе Владимир пишет «Палеографико-глоттологическое исследование среднеболгарского Служебника 1532 года», а на третьем курсе молодой ученый избирает тему кандидатского сочинения: «Главные моменты в истории христианского просвещения в его отношении к древнему греко-римскому образованию и греко-римской науке и литературе, от начала христианства до эпохи возрождения». Эта изумительно написанная работа обеспечила автору не только степень кандидата богословия, но и обратила на него внимание профессора Ивана Яковлевича Порфирьева[4]. Последний увидел во Владимире полезного себе помощника, а потом и достойного заместителя на кафедре словесности и истории русской литературы. И. Я. Порфирьев в академии дослуживал последние пять лет, поэтому, считая Плотникова уже вполне подготовленным в замещении его на кафедре, он рекомендовал Владимира Совету академии в качестве приват-доцента на эту кафедру, на что Совет дал своё согласие. Но, неожиданно для всех, Владимир меняет жизненный курс, отклоняясь от «предначертанного» ему Порфирьевым пути.

В июне 1880 года в Казань приехал начальник японской миссии епископ Николай (Касаткин). Он произвёл сильное впечатление на юношу. После их беседы Плотников принимает решение о поступлении в миссию, «в надежде, без сомнения, найти там более широкое поприще для применения своих богатых сил и дарований и для удовлетворения жажды служения Церкви»[5]. Однако этому благому намерению Владимира не суждено было осуществиться. После окончания полного курса академии в том же 1880 году Плотников едет в Санкт-Петербургскую Духовную Академию, чтобы оформить все необходимые документы для вступления в миссию. Но по прибытии в Академию он узнает, что при поступлении в японскую миссию необходимо выполнить одно условие – принять монашество. К такому серьёзному жизненному решению Владимир был ещё не готов, поэтому ему пришлось отказаться от миссии. Таким образом, Плотников потерял и приват-доцентуру в академии и не устроился в японскую миссию, и вследствие этого он был вынужден отправиться по распределению в родную Томскую семинарию в качестве преподавателя истории русской литературы, словесности и логики. В «Формулярном списке по службе № 1472» из личного дела архимандрита Бориса (Плотникова)[6] указано «на основании  §186 православных духовных академий, кандидат Владимир Плотников за четырёх летнее его содержание в Академии за счет казны обязан прослужить в духовном учебном ведомстве с 1880 года по июнь 1884 года»[7].

В Томске Владимир находился с 27 августа 1880 года по 31 августа 1884 год. Служба оказалась трудной для него, как он вспоминал, «я сам себя сослал»[8]. Жизнь в Сибири была временем тяжелых испытаний и лишений. Вот как сам Плотников вспоминает свой томский период жизни в письме к профессору И. А. Бодуэну де Куртенэ: «Я прожил в Томске четыре очень печальных года, самых тяжелых в моей жизни, в течение которых сильно притупил свои дарования и растерял много познаний. Я стал уже думать, что, должно быть, придется сгнить мне в Сибири и от такого мрачного настроения едва было не дошел до умопомешательства в конце 1883 года»[9].

За время пребывания в Томске Плотников проявил себя как успешный преподаватель, ученый и способный администратор. В Томской семинарии он не только преподавал свои любимые предметы: русский, церковно-славянский, латинский, греческий языки, гомилетику, но и занимал ответственные должности – был инспектором семинарии, членом Педагогического Собрания Правления, членом ревизионного комитета по подготовке экономических отчётов духовно-учебных заведений Томской епархии, временно исполнял должность члена распределительного Собрания Семинарского Правления. За его труды и верную службу Церкви по представлению Томского епархиального начальства 15 июня 1884 года ему был пожалован орден Св. Станислава 3й степени[10].

В 1884 году умирает профессор Казанской Духовной Академии П. А. Милославский, и родная академия вспоминает о своём питомце. По решению Совета академии Владимир Плотников был избран преподавателем на вакантную кафедру метафизики.

Согласно Уставу академии 1884 года каждый исполняющий должность доцента был обязан подтвердить свой статус, предоставив в течение двух лет магистерскую диссертацию, поэтому молодой метафизик наряду с чтением академических лекций пишет работу, материалы для которой он начал подготавливать ещё в Томской семинарии. Уже через год, в 1885 году диссертация была  представлена Совету академии. Так же к ней присоединялась в качестве отдельного введения обширная статья «Вопрос о классиках». Тема диссертации звучала следующим образом: «История христианского просвещения в его отношениях к древней греко-римской образованности. Период первый. От начала христианства до Константина Великого»[11]. За этот труд 26 января 1886 года Плотников был удостоен степени магистра и утверждён в должности доцента.

После получения степени магистра перед молодым ученым стал вопрос о выборе жизненного пути: брак или монашество. После долгих размышлений Владимир окончательно утвердился в мысли о принятии монашества, о чем и  сообщил архимандриту Антонию (Вадковскому), бывшему тогда инспектором академии. 26 марта 1886 года Владимир Владимирович принял монашеский постриг с именем Борис. Вскоре после этого, 10 апреля он был рукоположен в иеродиакона, a ко дню Пасхи, 12 апреля – в иеромонаха. Но недолго новорукоположенному иеромонаху  пришлось служить и преподавать в родной академии. 26 октября 1886 года иеромонах Борис был возведен епископом Чебоксарским Кириллом викарием Казанской епархии в сан архимандрита, а затем указом Св. Синода переведён в Московскую Духовную Академию на должность инспектора. Теперь он уже навсегда покидает дорогие его сердцу стены Казанской Академии, и дальнейшее поприще его жизни будет проходить в несении послушаний административного характера, возлагаемых на него церковным священноначалием.

Сразу по приезде в Московскую академию архимандрит Борис, помимо исполнения обязанностей инспектора, начинает читать лекции по предмету «Введение в круг богословских наук». Из воспоминаний одного из студентов академии: «Своим кротким и гуманным обращением со студентами он сразу снискал к себе их любовь и уважение; всякий спокойно и без боязни шёл к нему со своими нуждами, и он с любовью удовлетворял их»[12]. Но не суждено было молодому архимандриту и здесь надолго задержаться. Уже 8 июня 1888 года он получил новое назначение – на пост ректора Киевской духовной семинарии. Управляющим Киевской епархией в то время был митрополит Платон (Городецкий). По воспоминаниям современников это был «неустанный проповедник любви Христовой»[13]. Духовная близость митрополита и новоприбывшего архимандрита способствовала зарождению и развитию самой теплой дружбы между ними. Сам архимандрит Борис вспоминал период своего киевского служения как время, решительно повлиявшее на ход его внутреннего духовного развития, и, как он говорил, это оказалось возможным именно благодаря общению с митр. Платоном.

14 августа 1888 года архм. Бориса назначают редактором издаваемого при семинарии журнала «Руководство для сельских пастырей» и председателем комитета по изданию журнала «Воскресное чтение». Таким образом, возглавив просветительскую и издательскую деятельность, архм. Борис в конце 1888 года был назначен товарищем председателя киевского епархиального училищного совета. Но на этих должностях его административная деятельность не завершилась, 22 августа 1892 года Плотников становится старшим цензором Санкт-Петербургского Комитета духовной цензуры и членом Учебного Комитета при Святейшем Синоде. Последние назначения окончательно вытесняют занятия наукой из жизни архимандрита Бориса – на них теперь не хватает ни сил, ни времени.

Ничто не вечно в нашей жизни. Служение о. Бориса в Киевской семинарии было не намного продолжительнее, чем в Томской. Уже 30 октября 1892 года он  получает Указ о переводе в Санкт-Петербургскую Духовную Академию так же на должность ректора. В первой же своей речи перед преподавательским составом и студентами архимандрит Борис так определил цели академического образования: «Духовная академия имеет своей целью не только доставлять высшее богословское образование, что составляло бы единственную её задачу, если бы она была, лишь богословским факультетом, но и по возможности всесторонне приготовлять учащихся к будущему их служению в качестве пастырей, учителей, руководителей народа в вере и нравственности…»[14]. Эта речь стала своеобразной программой тех преобразований, к которым новый ректор не замедлил приступить.

Новая жизнь принесла деятельному пастырю не только радость и удовлетворение – его идеи были восприняты положительно, Академия взяла курс на универсализацию образования, но и имели место разные служебные неприятности и огорчения, к тому же дал о себе знать сырой климат северной столицы. И без того слабое здоровье архимандрита Бориса резко ухудшается, поэтому в конце 1893 года он подает прошение о переводе из Санкт-Петербурга в место с более благоприятным климатом. И 2 декабря 1893 года он был назначен настоятелем русской посольской церкви в Константинополе.

По приезде в древнюю столицу архм. Борис сразу же определят свое место и отношения с составом русского посольства в Константинополе. Корректность нового настоятеля обеспечила ему симпатию и расположение всех, кто каким-либо образом в своей деятельности соприкасался с ним. Архимандрит Борис сумел наладить диалог с властями, с настоятелями-послами других Поместных Церквей, а также с представителями различных конфессий и деноминаций, находившихся со своей «миссией» в Константинополе.

Во время своего пребывания на востоке о. Борис вновь погружается в занятия наукой. Здесь он получает возможность пополнить свои знания в области востоковедения. Он много путешествует по центрам христианства на Востоке: Афону, Иерусалиму, Палестине и другим местам. Как он сам позже вспоминал: «На востоке я расширил свой умственный багаж новыми, весьма интересными, полезными и необходимыми в особенности для православного богослова сведениями по истории местной церковной жизни, столь неясными даже и для богословски образованных у нас людей»[15].

17 февраля (1марта) 1899 года Синод издает Указ об обратном переводе архимандрита Бориса из Константинополя в Санкт-Петербургскую Духовную Академию. На место назначения новый ректор прибыл 28 марта, а уже 30 марта архм. Борис после вечернего богослужения знакомился  со студентами академии. В своей приветственной речи к студенческой молодёжи архм. Борис поблагодарил их за добрую встречу и пообещал посвятить все свои силы академии: «С такими чувствами и намерениями  принимая ныне крест трудного и ответственного служения своего, не на свои слабые силы надеюсь, но возлагаю упование своё на благодатную помощь нашего Господа и Спасителя…»[16]. Затем ректор преподал каждому студенту своё пастырское благословение. А 4 апреля после воскресной службы состоялось общее представление ректору профессорской корпорации и всех служащих академии. После чего все участники встречи собрались для беседы в квартире инспектора академии проф. Н. В. Покровского. Эта беседа мало походила на формальное рабочее заседание, она скорее была как «радостное свидание старых знакомых или пробывших несколько лет в разлуке друзей»[17]. Именно сердечность беседы позволила быть высказанными с обеих сторон множеству искренних чувств, надежд и благопожеланий.

Период служения в Санкт-Петербургской Духовной Академии для архимандрита Бориса был ознаменован одним из важнейших событий в его жизни. Пробыв на посту ректора довольно непродолжительное время, он призывается к ещё более ответственному служению на ниве Христовой. 7 мая 1899 года произошло наречение архимандрита Бориса во епископа Ямбурского, первого викария Санкт-Петербургской епархии[18]. Хиротония была совершена 9 мая 1899 года в Исаакиевском кафедральном соборе правящим митрополитом Антонием и четырьмя сослужившими ему архиереями.

От воспитания будущих пастырей епископ Борис призывается на закате дней к служению великому делу народного образования. 20 января 1901 года он был назначен присутствующим в Святейшем Синоде, а также председателем  Училищного Совета при Синоде[19]. С этим назначением открывались широкие возможности для реализации его богатых духовных дарований и опыта, но именно в этот момент болезнь снова дала о себе знать. Как только преосвященный приступил к делам, он почувствовал, что здоровье начинает окончательно покидать его. И в начале июня владыка уезжает из Санкт-Петербурга в одну из деревень Костромской области для поправления здоровья. В июле он возвращается в столицу, но по совету врачей уже в августе снова уезжает, на этот раз в Крым, и селится в Гурзуфе. Однако все эти переезды не дали ожидаемого результата, состояние здоровья не только не улучшилось, но всё продолжало ухудшаться. 18 сентября в 6 часов 10 минут епископ Борис скончался. Тело умершего владыки омыли и облачили в архиерейские облачения, а затем отправили в Петербург. 24 сентября гроб с телом почившего владыки был доставлен в северную столицу. Духовенство встречало его на вокзале, чтобы торжественно перенести в Исидоровскую церковь Александро-Невской лавры, где было совершено отпевание и погребение. В 30-х гг. ХХ в захоронения из церкви были перенесены или уничтожены.

Из выше приведённого краткого биографического очерка можно составить представление, что епископ Борис был, безусловно, талантливым богословом- ученым с очень широким кругом знаний  и богатой эрудицией. Несмотря на довольно непродолжительный период деятельности и на то, что совмещение занятий наукой и административного, общественного служения не всегда было положительным, зачастую ученому приходилось отступать перед долгом пастыря, владыка оставил после себя солидное наследие, которое составили множество ценных и актуальных исследований в самых разных областях светской и церковной науки.

Важнейшим из научных трудов епископа Бориса является его диссертация на тему «История христианского просвещения в его отношениях к древней греко-римской образованности», она состоит из трёх частей (1885 г., 1890 и 1892 гг.) и охватывает временные рамки от начала христианства до падения Константинополя. В своей работе автор представил основные явления истории культуры, отразившие взаимоотношения  христианского и языческого мира, а также заострил внимание на значении античной философии в формировании греко-римской богословской мысли. По словам епископа Иннокентия (Беляева), этот труд «по полноте исследования справедливо заслуживал бы не степени магистра богословия, которой удостоен был Плотников, а доктора церковной истории»[20]. Но современники епископа Бориса, такие как проф. Ф. А. Курганов, проф. И. Е. Троицкий, проф. Н. Н. Глубоковский, К. Храневич, придерживались иной точки зрения. Труд был подвержен серьезной критике в основном за обширность темы. По мнению современников, это отнюдь не способствовало полноте раскрытия основной идеи диссертации. Так, проф. Курганов  в своей критической заметке на вторую часть работы отмечает, что «предмет, рассматриваемый архимандритом Борисом, весьма важный, обширный и сложный. Он весьма легко и с большим удобством может распасться на множество частных вопросов, и притом также очень обширных»[21]. Таким образом, профессор указывает на недостаточную проработку некоторых вопросов, затронутых архм. Борисом в работе. Проф. И. Е. Троицкий, комментируя данный труд, более конкретно обозначает пробелы и недостатки диссертации. Он говорит, что Плотников раскрывает свои идеи через призму рационально-исторического оправдания христианства.

Позиция Н. Н. Глубоковского о работе Плотникова солидарна с мнением епископа Иннокентия (Беляева). Он отмечает в своей книге «Русская богословская наука в её историческом развитии и новейшем состоянии», что церковно-историческая монография не ограничивается деятельностью выдающихся мужей, но также обозревает литературные их труды и анализирует доктринальные воззрения, а иногда даже подобные задачи разрешает в специальных исследованиях[22]. Рассуждая таким образом, Глубоковский указывает на ценность труда, который достоин общенаучного признания и применения не только в области церковно-исторической, но и в области патрологии[23].

Биограф епископа Бориса К. Храневич разделяет взгляды как Ф. А. Курганова и И. Е. Троицкого, так и епископа Иннокентия (Беляева) и Н. Н. Глубоковского. Свою позицию, которая в некотором смысле синтезировала мнения прочих критиков, К. Храневич объясняет тем, что «о. Борис не очертил программы собственно личного своего авторского отношения к этой необъятной области, вследствие чего сочинение – весьма ценное и ученое страдает некоторой пестротой и беспорядочностью в группировке материала»[24]. Но, указывая на положительные стороны монографии, он подчеркивает, что «внутренние качества – добросовестность, научность, строгий анализ и достаточная мера беспристрастности, с лихвой выкупая внешние недостатки, выдвигают труд о. Бориса на видное место среди новейших церковно-исторических диссертаций наших»[25].

Как уже говорилось ранее, к своей диссертации епископ Борис написал отдельное довольно обширное введение – статью «Вопрос о классиках. Взгляд на его историю, его современное состояние и значение», которое является приложением к основному труду. В нём даётся объяснение о выборе темы, представляется актуальность идей, разрабатываемых в диссертации. Основной проблемой статьи является вопрос об образовании. Автор, анализируя факты истории, утверждает, что в древнем греко-римском мире светское образование должно было иметь место и в христианской среде. Свои выводы он подкрепляет ссылками не только на таких авторитетных авторов – свт. Григорий Богослов и свт. Иоанн Златоуст, но также он ссылается и на средневековых, в том числе и католических, авторов, которые утверждали, что «при ревностном изучении христианских догматов молодые люди не должны пренебрегать и светскими науками»[26].

Из других сочинений владыки Бориса, касающихся церковно-исторической науки, следует отметить брошюру под заглавием «Об изучении истории просвещения вообще и истории литературы в особенности». Как отмечает К. Храневич, «здесь о. Борис особенно настаивает на необходимости надлежащего изучения первоисточников для вполне научного изложения судеб христианской церкви»[27].

Немаловажное место в ряду научных работ епископа Бориса занимает труд «Общее введение в курс богословских наук». По мнению К. Храневича, этот труд «едва ли не лучшее в нашей русской богословской литературе сочинение по данному вопросу»[28]. Суть работы – это достаточно пространное рассуждение об определении религии, участии разума в религиозной жизни человека, об отношении веры к знанию. Главная задача этого рассуждения состоит в определении меры участия разума в вопросах веры. Таким образом, Плотников поднимает сложные богословские проблемы, решение которых излагает с такой ясностью, что в труде отсутствует всякая тень на «крикливую полемику»[29].

Известны труды епископа Бориса по пастырскому богословию: «Записки по пастырскому богословию» и «В каких отношениях особенно важно для пастыря обладать научным знанием богословия». Первая из этих двух работ планировалась автором как учебное пособие в данной области духовного знания, но из-за ряда недостатков не была признана. В настоящее время работа служит лишь в качестве дополнительного материала, иллюстрирующего историческое развитие пастырского богословия как науки в русском богословии конца XIX века. Вторая работа представляет собой цельный, но, к сожалению, односторонний труд. В этом сочинении автор раскрывает крайнюю важность научного знания в богословской мысли, подчеркивает актуальность поднятого вопроса, его значение для пастыря. Также этот труд представляет интерес и для современной богословской мысли, так как в нём решаются проблемы взаимоотношения науки и религии. Сразу после публикации эта работа была переведена на французский язык[30].

Преосвященный епископ Борис был известен и своими апологетическими сочинениями такими, как «Объяснения 49 главы книги бытия, с обращением особенного внимания на апологетическое значение», «О начале мира» и «О невозможности чисто физиологического объяснения душевной жизни человека». Хорошее знание автором Священного Писания, древних и новых языков, обуславливает высокий уровень и апологетическую значимость этих работ. Значительная часть остальных трудов епископа Бориса – студенческие работы. Они отличаются добросовестной разработкой предмета и зрелостью мысли, оригинальностью и свежестью взгляда. Эти работы также не менее ценны в сравнении с его богословскими сочинениями.