Московский Иоанно-Предтеченский монастырь в Золотом веке русского православного женского монашества 1879 – 1917 гг. Часть I.

К 600-летию Московского Иоанно-Предтеченского женского монастыря.

600 лет – именно столько времени идет по бурному морю истории нашего Отечества корабль под названием Московский Иоанно-Предтеченский женский монастырь. За столь длительный срок своего служения корабль сей претерпевал разное: претерпевал бедствия и даже команда покидала его, происходили капитальные ремонты и изменения его конструкций… Много трагического пережил сей дивный корабль, но выстоял, выдержал все… И сегодня высоко несет свой Крест, исполняя свою спасительную миссию в Первопрестольном граде, принимая каждого страждущего, напитывая духовной силой нуждающихся.

Команда сего духоносного корабля, его мужественные «матросы» —   хрупкие женщины, наши дорогие сестры и матери, облачившиеся в одежды воинов Христовых, взяли на себя тяжелейшее бремя: молиться за весь мир, спасать свою душу, забыть о себе, думая о Боге и ближних. Камням монастырским легче, их дело нести и молчать, сестрам очень тяжело: трудов очень много и духовных,  и всяких других, а сестер мало… Житейское море бушует вокруг монастыря, накладывая свой отпечаток. Непрерывные восстановительные работы внутри монастырских стен на протяжении 15 лет сказываются на внутренней жизни монахинь.

Склоняя голову перед дерзновением, перед подвигом наших сестер сегодня, с Христианской любовью посвятим им небольшое исследование из жизни Московского Иоанно-Предтеченского женского монастыря в период конца XIX – начала XX вв., именуемого Золотым веком русского православного женского монашества, который совпал по времени с возобновлением монашеской жизни в обители и ее дальнейшим расцветом. Монастырь начал свою жизнь в 1879 году как общежительный с основными положениями: общая молитва, общий труд, общая трапеза… , — в этом состоял замысел святителя Филарета (Дроздова),  и стал первым женским общежительным монастырем в Москве. Пусть же благословение святителя Филарета будет вдохновляющим для сестер сегодня в их трудах на благо Матери Церкви. Наша же к ним любовь о Христе станет малым подспорьем в жизни.

 

Золотой век русского православного женского монашества.

 

Возобновление монашеской жизни и устроение ее на началах общежития в Московской женской обители святого Предтечи в 1879 году совпало по времени с началом эпохи всестороннего церковного «процветания» конца XIX – начала XX веков, которую по праву можно назвать Золотым веком русского православного женского монашества, о чем свидетельствуют материалы монастырского строительства тех лет. Так, если в 1855 году в Российской империи насчитывалось 19941 монахов, монахинь, послушников и послушниц, то спустя четверть века, в 1880 году их было 28526 человек, в 1890 году их стало уже 40286 человек, в 1907 году общее число монашествующих, включая послушников и послушниц, составляло 70510 человек, при этом оно непрерывно увеличивалось и к началу Первой мировой войны, в 1914 году, достигло 94629 человек [1].

Характерной особенностью этого времени стало и то, что количество монашествующих женского пола увеличилось значительнее сильнее, чем монашествующих мужского пола, статистика свидетельствует и о преобладающем увеличении количества именно женских монастырей [2].

Годы                  Мужские   Женские    Всего

                   обители     обители

1855         415             129             544

1881           448             183             631

1887         469             202             671

1893           507             235             742

1902           500             332             832

1907           522             448             970

1914           550             475             1025

 

С 1881 по 1902 г. появилось только 52 новых мужских монастыря,  тогда как количество женских монастырей увеличилось на 149 монастырей, а за 5 последующих лет, с 1903 по 1907 год появилось еще 116 женских монастырей, в то время как мужских – только 22.

Если в 1900 году численность монахов и послушников  составляла 8578 и 8090 человек соответственно,  а монахинь и послушниц – 10082 и 31533 соответственно, то уже в 1914 году численность монахов и послушников составила 11845 и 9485 человек, тогда как монахинь и послушниц – 17283 и 56016 соответственно, что втрое превысило число монахов и послушников [3].

На основе анализа статистических данных о сословной принадлежности монашествующих вопрос о резком увеличении женско­го монашества рассматривается  многими историками в непосред­ственной связи с великими реформами Александра II: отменой крепостного права в 1861 году, а также с  социально-экономическими процессами, имевшими место в посткрепостнической деревне, здесь же можно упомянуть последствия Крымской войны 1853-1856 гг., потери в которой по общим оценкам составили 143 тысячи человек убитыми, и, соответственно, оставили вдовами и сиротами огромное количество женщин по всей России [4].

Реформа 1861 года внесла существенные изменения в положение женщины в крестьянской семье. При сохранении в семье консервативных и патриархальных обычаев и нравов, крестьянская девушка, тем более вдова, получила после реформы относительную свободу и самостоятельность, теперь у нее появилась возможность чаще принимать самостоятельные решения. К этому следует добавить стремление к образованию, так сильно охватившее во 2-й половине XIX века все слои русского народа. Русская крестьянская девушка в повседневном монастырском быту находила для себя такие занятия, которые были ей хорошо знакомы и в родительском доме: всякого рода домашнюю и хозяйственную работу. Поступление в монастырь давало удовлетворение ее духовным исканиям, не требуя радикальной перемены в образе жизни, при этом ее общественное положение повышалось, а вся ее жизнь обретала глубокий смысл [5]: у женщин-крестьянок появилась возможность реализации своего желания посвятить жизнь монашескому подвигу.

Кроме того, женские монастыри с успехом занимались также социально-благотворительной деятельностью, в них были сосредоточены благотворительные учреждения: больницы, богадельни, школы, приюты, аптеки и т. д. Они вели различного рода хозяйственную деятельность, дававшую средства и на строительство, и на благотворительность, что всемерно поддерживалось правительством, и что «всегда было близко сердцу русской женщины». При этом социально-благотворительная деятельность играла главную роль в жизни женских обителей и была гораздо обширнее, чем в мужских, причина этого «не просто в различии между мужской и женской натурой, а, главным образом, в том, что многие женские монастыри, особенно образованные из женских общин, сложившихся на рубеже середины XIX – начала XX веков, выросли именно благодаря своей социально-благотворительной миссии» [6]. Подтверждением этой тенденции является и история возобновления Московского Ивановского женского общежительного монастыря, который задумывался митрополитом Филаретом, как обитель, в которой «дело молитвы и отшельничества было бы соединено с делом благотворения» [7] и воссоздание которого было высочайше одобрено императором Александром II именно как монастыря с благотворительной целью.

Первая мировая война и потери русского воинства в ней также опосредованно способствовали увеличению числа насельниц женских монастырей: так с 1914 по 1917 гг. жен­ские монастыри вновь численно выросли за счет «осиротелых невест и бездетных вдов» с 73299 до 84300 насельниц [8].

Однако, не умаляя значение указанных социально-экономических и политических условий в России в конце XIX – начале XX веков, следует отметить, что росту числа монашествующих женщин и женских монастырей в значительной мере способствовали значительные преобразования в сфере монашеской жизни женщин, а именно – создание женских общин, впоследствии становившихся монастырями. Именно они, а не существовавшие уже к тому времени женские монастыри, в наибольшей мере способствовали увеличению числа монашествующих женского пола.

Женские общины, которые появляются после церковной реформы 1764 года, это уникальное явление в истории женского монашества и, прежде всего результат религиозной потребности женщин и ответная реакция на то законодательство, которое существовало по отношению к женским монастырям с Петровского времени.    Женские общины стали признаваться государственной властью еще во времена Екатерины II под термином «женское общежитие». По мере того как разворачивалась деятельность общины, она могла быть преобразована в женский монастырь [9].  Из 156 женских общин, созданных в Российской Империи за период с 1764 по 1894 годы, 104, т.е. 67%, стали монастырями с общежительным уставом [10] и составили цвет женского русского монашества XIX столетия. Лучшие примеры женского монашества рубежа XIX–XX веков будут происходить из бывших женских общин: Дивеевский монастырь из общинки матери Александры, Аносина Пустынь, Троицкая-Одигитриевская пустынь Зосимы Верховского и другие.

Механизм возникновения большинства общин был очень простым – это стихийное возникновение общин вокруг духовного лидера. Иногда это была благочестивая вдова, которая начинала вести в своем доме полумонашеский образ жизни. Вокруг нее формировался круг сподвижниц, которые начинали приходить к ней, иногда переселялись, начинали вести совместное хозяйство, читать псалтырь, богослужебные книги, вместе ходить в церковь, вести строгий монашеский образ жизни. Если у них оставались деньги, то иногда они покупали окрестные дома. Возникал небольшой стихийный монастырь. Иногда это были послушницы, которых изгнали из штатных или заштатных женских монастырей, которым не хватило места в штатных женских монастырях [11]. Многие женские общины были тесно связаны с тем или иным ярким духовным руководителем: Серафимом Саровским в Дивеево,  Федором Ушаковым в Арзамасе,  старцем Зосимой Верховским, старцем Адрианом Югским.

В первой четверти XIX века юридический статус получили женские общины, организованные на собственные средства женщинами из аристократических дворянских семей. По мере того как разворачивалась деятельность общины, она могла быть преобразована в женский монастырь.

Особое внимание в русле рассматриваемых тенденций в жизни русского православного женского монашества следует уделить деятельности святителя Московского Филарета (Дроздова), который в течение почти полувека (с 1821 по 1867 г.) своего предстоятельства неуклонно занимался укреплением общежительного и молитвенного характера жизни в подчинённых ему монастырях, способствовал созданию новых общин, основанных на началах общежития.

Когда владыка Филарет стал в 1821 году московским архиепископом, в Московскую епархию входили семь женских монастырей в городе Москве: Алексеевский, Вознесенский, Новодевичий, Рождественский, Никитский, Страстной и Зачатьевский и три за его пределами. За пределами Москвы в Московской епархии числились: Покровский Хотьков, Коломенский Успенский Брусенский и Серпуховской Владычный женские монастыри.

При этом за время пребывания митрополита Филарета на митрополичьей кафедре в Московской епархии было учреждено пять женских общин, которые были преобразованы впоследствии в женские общежительные монастыри:

— Аносино-Борисоглебская община в Звенигородском уезде, основанная княгиней Евдокией Мещерской в 1821 году. В 1823 году община получила статус общежительного монастыря. К 1877 году в монастыре было 180 монахинь и послушниц, монастырь обеспечивал себя сельскохозяйственными продуктами, содержал больницу, дом престарелых для насельниц и гостиницу для приезжих. Организацией и образом жизни монастырь сильно отличался от других, необщежительных женских монастырей Москвы. Именно из этой обители происходила первая игуменья и первые насельницы Московского Ивановского женского общежительного монастыря.

— Спасо-Бородинская община, организованная Маргаритой Михайловной Тучковой, из приюта для женщин – вдов и сирот воинов, погибших в Бородинском сражении 1812 г. В 1838 году община была официально переведена в ранг общежительного монастыря.

— Троице-Одигитриева Зосимова женская пустынь. Община была основана в 1826 году почитаемым известным духовником по имени Зосима. В 1856 году свт. Филарет стал инициатором возведения общины в статус монастыря.

— Спасо-Влахернская община, основанная А. Г. Головиной в старинном имении Головиных Новоспасском и официально признанная в 1851 году. В 1854 году митр. Филарет отредактировал и благословил устав общежития, составленный по образцу Одигитриевской пустыни. В 1861 году община возведена в ранг монастыря.

— Крестовоздвиженская-Иерусалимская община (сестричество), возникшая в 1854 г. в Пахре и перебравшаяся затем в Лукино.  В 1887 году община официально становится общежительным монастырем [12].

Одобряя создание женских общин и побуждая их (иногда настоятельно) к переходу в ранг монастырей, Владыка Филарет способствовал их законному утверждению и одновременно возвращению в церковную структуру. Таким образом, святитель Филарет опосредованно способствовал переходу тринадцати из двадцати семи общин, образованных между 1871 – 1880 гг., в разряд монастырей и всех двадцати пяти — в период между 1891 – 1896 гг.  Именно путём получения официальных санкций и последующего возведения в ранг монастырей процент общежительных обителей накануне русской революции увеличился многократно [13].

Однако, несмотря на рост количества женских общежительных монастырей за счет преобразования женских общин перед святителем Филаретом стояла задача и по преобразованию монашеской жизни в существовавших уже в то время в Московской епархии женских монастырях и устроения в них духовной жизни на основах общежития: к 1821 году ни один из 10 женских монастырей епархии не был организован на общежительных началах. О трудностях, с которыми столкнулся Владыка Филарет можно судить хотя бы по тому, что ко времени его кончины в 1867 году из десяти штатных женских монастырей Московской епархии, которые уже существовали в 1821 году, только один, Серпуховской Владычный, находящийся за пределами Москвы, стал общежительным.

В своем стремлении по преобразованию монашеской жизни в подчиненных ему монастырях Владыка Филарет использовал и другой путь: все новые монастыри, учрежденные в это время, были общежительными. Первым в этом ряду новоучрежденных на основе общежительного устава женских монастырей Московской епархии стал Московский Ивановский женский монастырь.

Удивительна судьба Московской Ивановской женской обители. Монастырь, основанный в 1415 году как мужской и располагавшийся «под Бором за рекою Москвою», был переведен к началу XVI века на Кулишки и стал известен с этого времени как Ивановский девич монастырь» [14]. После войны 1812 года  девичий монастырь под Бором на Кулишках был упразднен с тем, чтобы возродиться и стать духовным образцом для всех православных женских монастырей Московской епархии. Возобновление обители состояло не только в появлении нового храмового комплекса. Обновилось все устройство духовной жизни: вместо особножительной обители появилась общежительная форма религиозной жизни.

О роли Московского Ивановского женского общежительного второклассного монастыря в реформировании жизни ряда других женских обителей, о происшедшем расцвете женской монастырской жизни и пойдет далее речь.

Московский Ивановский женский общежительный второклассный монастырь и его влияние на преобразование монашеской жизни в женских монастырях Московской епархии на началах общежития в конце XIX – начале XX вв.

Возобновленный в 1879 году Московский Ивановский женский общежительный второклассный монастырь был связан с исторически существовавшем на его месте, но упраздненном в 1813 г. после нашествия французов и разорения Москвы, Московским Ивановским девичьем монастырем, под Бором на Кулишках, разве что своим местоположением, посвящением главного престола святому Пророку и Предтече Господню Иоанну и пребыванием в обители гробницы схимонахини Марфы.

Монастырь, упраздненный в 1813 г., как и многие другие девичьи монастыри в то время, не был общежительным, его инокини не имели общей трапезы, что исключало появление здесь трапезной с теплым храмом. Селились же сестры и насельницы монастыря в келиях своих умерших предшественниц или должны были ставить новые келии за свой счет [15]. Жизнь в особножительном монастыре предполагала определенную автономность насельниц. Вместе с монахинями в келиях жили их родственницы и келейницы, там же могли проживать и «белицы», которые снимали в монастыре «углы», занимаясь при этом в городе торговлей или прошением милостыни, да и сами монахини могли свободно выходить за пределы монастырских стен. Монастырь был в полном смысле слова открыт городу со всеми теми духовными болезнями, которые были присущи русскому обществу. Следствием этой открытости стало проникновение в монастырь хлыстовства в первой трети XVIII столетия. Ересь эта проникла во многие московские монастыри, но именно Ивановский стал главным прибежищем еретиков, последствия деятельности которых были раскрыты в 1733 г., однако выявить сразу всех приверженцев ереси оказалось невозможным, поскольку хлысты тщательно скрывали свои истинные убеждения, старательно притворяясь православными. Последних скрывавшихся под монастырским покровом еретичек выявили уже в 1744 г., игуменья Мария Цымерманова, которой в 1733 г. исполнилось 95 лет, была отрешена от должности и отправлена под арест в Новодевичий монастырь[16].

По указу о введении штатов в 1764 г. монастырь стал второклассным и лишился своих вотчин, которых по описи 1763 г. было две: село Путятино и село Архангельское.

К 1811 г. в Ивановском монастыре числилось вместе с игуменьей Елпидифорой 17 монашествующих, самой младшей из которых Паисии был 51 год, а самой старшей – Палладии – 84 года. Кроме них в монастыре числились также 33 белицы. В 1812 г. эти насельницы стали свидетельницами вторжения в Москву французов, пожара и разграбления монастыря. Кроме соборной церкви все здания монастыря сгорели, часть монастырской  ризницы была разграблена, но другую часть еще до вступления французов успели отправить в Вологду. Игуменья с сестрами находились в обители до тех пор, пока жизни их не стала угрожать прямая опасность, —  тогда они тайно удалились в Хотьков монастырь [17]. После изгнания французов многие церкви Москвы, сильно пострадавшие от пожара и оставшиеся с малым количеством прихожан, были упразднены и приписаны к другим, некоторые же из-за невозможности восстановления были разобраны. Ивановский монастырь не разобрали, но его было решено упразднить, а сохранившуюся после пожара соборную церковь повелевалось по указу 1813 г. «по ее древности и прочной архитектуре оставить также приходскою и приписать к ней упраздненныя церкви: Князевладимирскую, Троицкую на Хохловке, Николоподкопаевскую и Трехсвятительскую на Кулишках с их приходами» [18]. По штатам 1814 г. храму полагалось иметь одного священника, одного диакона и одного причетника. Основу прихода составили служащие Синодальной типографии, поселенные в монастыре ввиду чрезвычайной необходимости города в размещении оставшихся без крова после опустошительного пожара 1812 г.

Возобновление же Московского Ивановского монастыря, начало которому было положено в 1856 г., тесно связано с именем митрополита Московского Филарета (Дроздова), чье непосредственное участие в деле возрождения обители определило ее устав и всю последующую жизнь. «Движимая благочестивым намерением, после смерти своего мужа и на закате дней своих, подполковница Елизавета Алексеевна Макарова-Зубачева входит с прошением к Преосвященнейшему митрополиту Филарету о исходатайствовании ей права устроить в г. Москве, собственным иждивением, женскую общежительную обитель, предполагая поместить оную в зданиях упраздненного Ивановского женского монастыря» [19]. Митрополит Филарет благословил восстановление Ивановского монастыря по общежительному уставу, который к тому времени уже был принят в устроенных по его благословению женских монастырях епархии: Аносино-Борисоглебском, Троице-Одигитриевой Зосимовой женской пустыни, Спасо-Бородинском и Спасо-Влахернском монастырях. Однако самой Е. А. Макаровой-Зубачевой ввиду слабости здоровья не удалось привести свое намерение в жизнь, и все попечение о восстановлении Ивановского монастыря взяла на себя ее душеприказчица Мария Александровна Мазурина, которая и начала воплощать в жизнь замысел Макаровой-Зубачевой под духовным водительством митрополита Филарета, которому, как уже было отмечено выше, хотелось в будущей обители «дело молитвы и отшельничества соединить с делом благотворения».

Много трудов приложил владыка Филарет к воссозданию обители. И хотя сам он почил в 1967 г., за 12 лет до вселения в заново отстроенный монастырь монашествующих и возобновления в нем монашеской жизни, с самого начала вся жизнь новообустроенного монастыря строилась на началах общежития, по уставу, составленному митрополитом Филаретом.

Введение в возобновляемой обители общежительного житияи особое внимание к благотворительной деятельности во многом определили и характер нового архитектурного ансамбля Ивановского монастыря, спроектированного известным архитектором, академиком М. Д. Быковским: сестринские корпуса, трапезная, все бытовые и служебные помещения были приспособлены под совместное проживание насельниц.

Немалую роль в становлении монастырской жизни в Ивановском монастыре на началах общежития сыграл и настоятель Николо-Угрешского монастыря и благочинный подмосковных общежительных монастырей архимандрит Пимен (Мясников), которому по воле митрополита подчинялся новый монастырь, хотя он и был городским. Даже сам выбор первой игуменьи Ивановского общежительного монастыря – Рафаилы Ровинской связан со стараниями архимандрита Пимена выполнить предписание устава о том, что игуменья в общежительном монастыре должна быть переводима именно из общежительного монастыря, тем более что в данном случае речь шла об учреждении общежития.

Такое живое участие митрополита Филарета и в дальнейшем митрополитов Иннокентия (Вениаминова) [20] и Макария (Булгакова) [21] в возобновлении монастыря и монашеской жизни в обители (именно) на началах общежития становится понятным из рассмотрения того, что представляло из себя женское монашество, на примере Московской епархии, во времена управления митрополита Филарета и в дальнейшем, в конце XIX – начале XX в.

Мы уже отмечали, что к 1821 году, когда владыка Филарет стал в московским архиепископом, в ни один из десяти женских монастырей Московской епархии не был организован на общежительных началах. Эти монастыри не принимали режима жизни со строгим подчинением уставу и послушанием настоятельнице монастыря, уровень общинной жизни и дисциплины в них был низким.

С печалью пишет об этом в своих дневниках игуменья Евгения Озерова после шести лет игуменства в штатном Московском Страстном монастыре, до этого проведшая в общежительном монастыре в послушании и настоятельницей более 29 лет: «Хоть ныне и учреждена почти везде общая трапеза, но тем не обеспечивается еще жизнь живущих в монастыре [22]. Всем нужны: одежда обувь, чай, дрова…. для сего сестрам нужно своим трудом все сие приобрести. Поэтому учреждаются чреды для исправления послушаний, чтобы иметь время на свою работу для продовольствия» [23], помимо этого сестры должны были также заботиться «о соблюдении себе некоторой суммы на расходы при пострижении и поминовении по смерти, для чего или увеличивают труд или обращаются к благотворителям и тщательно хранят подаваемые им монеты» [24], при этом «каждая живущая в монастыре сама без совета распоряжается своей собственностью по своему желанию и настоятельницы сие не касается» [25]. Ввиду всего этого «послушание совершается по внешности или по очереди», главным же двигателем при этом является стремление «не лишиться времени на свою работу за неисполнение», внутренние занятия и душевное расположение сестер остаются вне поле зрения настоятельницы. Даже время церковной службы и келейной молитвы разное у имеющих достаток и бедных сестер, последние иногда и «до глубокой ночи заняты своим рукоделием для содержания нередко [не только] себя, но и всех живущих вместе» [26]. Почти все сестры жили в отдельных кельях, приобретаемых за свой счет и считавшихся их личной собственностью. Каждая келия имела старшую монахиню, около которой проживали «ее родные или келейницы, большей частью ей самой избранные, занятые работой в свою пользу» [27].

С грустью сравнивает игуменья Евгения подобный образ жизни с жизнью «на квартирах или в богадельне» и отмечает, что при таком устроении монастыря «вся забота настоятельницы – о внешнем благоустройстве, об общем приличном поведении живущих в монастыре, о благочинии в храме, о приходе и расходе монастырских сумм». «Но духовного воспитания, — заключает мать Евгения, — существовать не может, и люди не возрастают духовно, не усовершенствуются. Может быть, многие и проводят жизнь добрую, но не опытную ни в духовном, ни в нравственном, ни в хозяйственном отношении» [28]. При стремлении же настоятельницы изменить существующий обычай в среде сестер «воздвигается ропот и мирное настроение обители окончательно разрушится», поэтому настоятельнице «приходится следить, хранить, наблюдать издалека, чтобы не совсем распалось монашеское общество, вверенное ее управлению» [29]. Такой же порядок устроения монастыря и его влияние на внутреннюю жизнь обители хорошо прослеживается и на примере Московского Ивановского до его закрытия в 1813 г.

С общежительным образом устроения монастырской жизни в то время связывалась более строгая дисциплина, упразднение личной собственности, более воздержанное питание, уменьшение сословных различий и какая-либо форма совместного труда. Кроме того, во многих случаях общежитие подразумевало наличие общего правила и строгое послушание монастырскому духовному начальству [30].

Стремление митрополита Филарета реорганизовать жизнь существующих в его епархии монастырей (как женских, так и мужских) на основе общежительного устава встречало повсеместную неприязнь к общежительному правилу в штатных монастырях. Однако, принципиально находясь на позициях общежития, святитель Филарет не решался вводить его насильно.

Как же действовал при этом митрополит Филарет? – «При возможности назначал настоятельницами женщин, разделяющих его цели, и вполне полагался на их инициативу и желание трудиться в данном направлении» [31], при этом он неизменно оказывал им поддержку при сопротивлении со стороны насельниц монастыря, недовольных нововведениями. Так, например, в 1830 г. при попытке новой игуменьи Назареты возобновить общежитие в Серпуховском Владычнем монастыре, который с 1806 года официально имел статус киновии, в ответ на жалобы монахинь – противниц общежития в Духовную Консисторию, 4 июня 1830 г. святитель Филарет издал резолюцию в поддержку общежительного устройства. Монахиням, которые противостояли общежитию, было указано поименно о переводе в иные монастыри, а послушницам, которые не признавали общежития, было дано три месяца на определение для себя нового места пребывания и на передачу своих келий тем, «кто имеет желание устроения жизни на общежительных основаниях». Тем не менее, святитель Филарет пошел на уступку пожилым послушницам из дворянства, «которым было бы трудно разделить все обязанности общежития по причине отсутствия в прошлые годы привычки к труду и к воздержанию в пище»: им было разрешено питаться отдельно, других сестёр при этом просили не судить их строго и не рассматривать в качестве примера. Однако впредь никто не мог быть принят в монастырь «разве что, принимая обязательства подчиниться всем правилам общежития без исключения и без различия между благородными и простыми» [32]. Это вполне соответствовало стилю преобразований святителя Филарета, который настаивал на том, чтобы «средства достижения цели соответствовали духу монашеской жизни, считая, что идеалом отношения со стороны монастырской власти должно быть материнское сострадание и ответственность за своих духовных чад» [33]. Он рассматривал общежитие в качестве идеала монашеской жизни в надежде, что со временем и по смерти тех, которые привыкли к старым порядкам, идеал воплотится в жизнь.

Итогом его почти полувековых трудов на этом поприще стало то, что только один из десяти штатных женских монастырей в его епархии, уже существовавших в 1821 году, Серпуховской Владычный, стал общежительным. Хотьковский монастырь всё ещё проходил стадию преобразований, а в Новодевичьем и Страстном удалось лишь введение общих трапезных. В Алексеевском монастыре трапезная появилась только в 1871 году, уже после смерти святителя Филарета [34]. Труды митрополита Филарета по преобразованию монашеской жизни в Московской епархии на общежительных началах были продолжены впоследствии митрополитами Московскими Иннокентием (Вениаминовым) и Макарием (Булгаковым).

Из истории с выбором первой игуменьи Ивановского монастыря – первого женского общежительного монастыря в Москве видно, какое важное значение придавал митрополит Макарий соблюдению правила устава в том, что игуменья в общежительном монастыре должна быть переводима из общежительного же монастыря.

Первоначально по распоряжению преосвященного Амвросия, управлявшего Московской епархией после кончины митрополита Иннокентия, в игуменьи будущего общежительного монастырябыла назначена мать Серафима, недавно переведенная в Рождественский монастырь из Коломенского Бобренева, в который была назначена только весной [35]. Хотя архимандрит Пимен (Мясников) как председатель Комиссии по устройству Ивановского монастыря и благочинный  московских монастырей полагал, что поскольку Ивановский монастырь общежительный, то и  игуменью нужно перевести из общежительного монастыря, но преосвященный Амвросий с его доводами не согласился. Игуменья была назначена, но не утверждена. В мае 1878 г. на Московскую кафедру вступил митрополит Макарий и одобрил действия архимандрита Пимена в качестве председателя Комиссии по устройству Ивановского монастыря. Желая приурочить открытие обители ко дню престольного праздника 29 августа, отец Пимен настоял, чтобы назначенная игуменья туда переехала и, со своей стороны, также подвигала дело вперед. В июле игуменья Серафима переехала, и у нее собирались сестры из разных монастырей, желавшие к ней поступить. Однако, когда потребовалось представить игуменью на утверждение, митрополит Макарий потребовал справку из Консистории и выписку из правил общежительного устава. Оказалось, что игуменья Серафима – самая младшая в епархии, возведенная в сан немногим более года, а по правилам устава игуменья в общежительном монастыре должна быть переводима именно из общежительного монастыря, тем более при учреждении общежития, когда требуются знание дела, опытность и умения для применения правил. Отцу Пимену пришлось ехать в Спасо-Бородинский монастырь, чтобы предложить это место игуменьи Алексии, «весьма деятельной, опытной, рассудительной и, несмотря на свою болезненность, твердой и благоразумно взыскательной» [36]. Но игуменья Алексия, не смогла принять это предложение, чувствуя, что здоровье ее слишком слабо, как для новых подвигов и трудов, так и для жительства в городе. Понимая основательность ее отказа, архимандрит Пимен испросил разрешения переговорить еще с двумя: с игуменьей Аносинского монастыря Рафаилой (Ровинской), а в случае ее отказа – с матерью Евгенией, монахиней Страстного монастыря, бывшей прежде казначеей Аносинского монастыря и оттуда вышедшей при переведении в Страстной монастырь игуменьи Евгении Озеровой. Но и игуменья Рафаила по своему монашескому смирению и недоверию к себе долгое время не решалась принять предлагаемое ей место, однако о. Пимен все же убедил ее. Уже 20 августа 1879 г.  митрополит Макарий ходатайствовал перед Св. Синодом о переводе игуменьи Борисоглебского Аносина монастыря Рафаилы в Ивановский монастырь [37].  19 сентября последовал указ Св. Синода о ее назначении, 3 октября игуменья Рафаила вступила в стены возникающей обители, а 4 октября 1879 г., по освящении больничной церкви, она была введена архимандритом Пименом в управление монастырем, который, хотя и городской, но как общежительный был подчинен по воле владыки-митрополита не городскому благочинному, а отцу Пимену.

Игуменья Рафаила была переведена в новую обитель не одна. О том, что источником для создания монашеской общины Ивановского монастыря был избран Борисоглебский Аносин монастырь, свидетельствует тот факт, что по ведомости монашествующих 1880 г. из 14 монахинь 8 были постриженницами Аносина монастыря, в монастыре подвизались также 2 аносинские послушницы (остальные 21 послушницы были приняты прямо в Ивановский монастырь весной-осенью 1880 г., в основном все из крестьян) [38]. Кроме аносинских сестер в Ивановский монастырь были переведены 3 монахини  (одна из них рясофорная) из Новодевичьего монастыря, возможно, по рекомендации игуменьи Рафаилы, которая в течение 6 лет была его насельницей. Аносинские сестры, переселившиеся в Ивановский монастырь, действительно превратили его в строгую общежительную обитель, которая за достаточно короткий срок обрела собственную традицию.

 

Рассмотрим теперь, какую роль в этом процессе преобразования монашеской жизни на общежительных началах, сыграл на то время недавно только открывшийся Московский Ивановский общежительный женский второклассный монастырь.

После возобновления в Ивановском монастыре был введен строгий общежительный устав. Монастырь стал первой женской обителью в Москве с таким уставом, остальные женские монастыри в Москве были особножительные. Как уже говорилось, в основу устава легли правила, составленные святителем Филаретом. В ЦИАМ сохранились Правила Московского Ивановского общежительного монастыря [39] и Проект правил [40]. Оба документа точно не датированы, но они были составлены в конце XIX века, видимо, в одно и то же время. Правила дословно повторяют проект, за исключением описания мелких бытовых подробностей.

Согласно Правилам прием сестер в монастырь находился исключительно в ведении настоятельницы, при этом для поступления в монастырь, в отличие от предыдущей практики, не требовалось никакого денежного вклада – принимались лишь добровольные пожертвования, которые не давали вступавшим никаких преимуществ перед другими насельницами. Вступавшим в монастырь также не нужно было покупать себе келью – отдельные или двух-трех-местные кельи предоставлялись по усмотрению настоятельницы. Для поступления в Московский Ивановский женский монастырь требовалось лишь согласие вступавшей неукоснительно соблюдать правила монастыря.

Кроме отапливаемых и освещаемых за счет монастыря келий, сестрам предоставлялись от монастыря трапеза, чай, сахар, одежда, белье, обувь, предоставлялась прачечная, заболевшие сестры помещались в собственную больницу монастыря, где за ними был организован уход. Одежда шилась из простой шерстяной и бумажной материи, дорогие ткани в монастыре не допускались. В Проекте правил уточнялось, что сестры могли иметь и собственную одежду, но шитую из такой же ткани по установленному покрою. Получая от обители содержание, сестры вносили и свой посильный труд на благо обители, исполняя назначенные послушания. Послушания в монастыре были весьма разнообразны и четко распределены. Так сестры несли послушания при храмах и часовне обители – в качестве алтарниц, церковниц, ризничих, свечниц, уставщиц, регентов, певчих на клиросе и чтецов, особым послушанием было благоговейное предстояние при гробнице блаж. Схимонахини Марфы. Сестры также занимались в мастерских – иконописной, золотошвейной, белошвейной, «ризной», «портной» и в других, в них производился пошив храмовых и священнических облачений, пеклись просфоры для богослужения, изготовлялась одежда и обувь для сестер. Чередными послушаниями были приготовление трапезы, различные дежурства и проч. При этом никакой прислуги никому в монастыре не полагалось. У старших и немощных сестер могли быть келейницы из молодых, которые находились под их надзором и помогали им в их келейных нуждах.

Согласно правилам монастыря воспрещалось проживание в стенах обители каких-либо светских лиц. Ни родственники, ни даже лица духовного звания мужского пола не допускались в сестринские покои, только в случае тяжелой болезни туда мог пройти духовник или пожилой отец насельницы. В Проекте правил имелось установление, не вошедшее в Правила: никакие письма и передачи не могли быть отправляемы или получаемы без ведома благочинной обители. Выход из обители допускался только для старших сестер «по послушанию … или другой благословенной причине по усмотрению настоятельницы». Молодые сестры не выходили за ограду монастыря совсем, за исключением крайней необходимости – опасной болезни родственников. По воскресным и праздничным дням, в общей трапезной допускался прием родственников, исключение делалось лишь для иногородних, допускавшихся в иные дни. Ворота монастыря, ключ от которых хранился у игуменьи, запирались по окончании вечерни: зимой не позднее 18 ч., а летом – 19 ч., отпирались же ворота монастыря к началу утрени.

Огромный интерес для исследователя монастырского жития представляет распорядок дня Московского Ивановского общежительного монастыря, данный в Правилах [41]. Общая молитвенная жизнь в монастыре начиналась рано утром, в 3 часа 30 минут.  «Будильная» сестра звонила в «повесточный» колокол и затем обходила все кельи, творя у дверей молитву возглашая «пению время, молитве час». Все сестры должны были обязательно присутствовать на утреннем богослужении. В 4 часа благовестили к утрене, после которой сестры расходились на отдых по кельям. Чередные сестры шли на раннюю литургию, после которой полагался чай. Остальное свободное до 9 часов время употреблялось на уборку келий и коридоров. В 9 часов все, кроме монахинь и чередных клиросных сестер, расходились на свои послушания. В 9 ч. 30 минут начиналась поздняя литургия, после окончания которой полагалась общая трапеза, за которой собирались все сестры, за исключением задерживаемых болезнью или послушанием. Затем все вновь расходились по своим послушаниям в рукодельные мастерские. Занятие рукоделием должно было совершаться с умной молитвой, в молчании, допускались только относящиеся к делу необходимые вопросы и объяснения.  В 15 часов сестры пили чай, в 16 часов начиналась вечерня, на которой должны были присутствовать монахини и чередные клиросные, остальные занимались рукоделием до 18 часов, когда вновь все собирались за вечерней трапезой. После трапезы следовали вечерние молитвы и чтение помянника, затем все расходились по кельям. Благочинная следила за тем, чтобы не было хождения по коридорам и кельям, и чтобы во всем монастыре воцарялась полнейшая тишина. В обязанность благочинной входил надзор за соблюдением насельницами Правил и распорядка жизни монастыря, о всех безчиниях она должна была доносить настоятельнице или казначее, а мелкие проступки стараться исправить наставлениями. По воскресным и праздничным дням рукодельные мастерские были закрыты. Свободное от службы и послушания время сестры посвящали общему чтению и назидательным беседам.

В обители было введено «неусыпающее чтение Псалтири» для поминовения о здравии и упокоении православных христиан: митрополита, государя императора и членов царской фамилии, начальствующих, благотворителей и всех, внесших для этого какую-либо сумму. Все монахини и сестры обязательно должны были неопустительно говеть во все четыре поста. Духовник для монахинь и послушниц избирался из лиц монашествующих и опытных в духовной жизни.

Мы видим, что Правила общежития Ивановского женского монастыря регламентировали не только внешнюю, но и внутреннюю жизнь обители, что позволяет заключить, что они были написаны митрополитом Филаретом в традиции древних общежительных монастырей (уставы Василия Великого, Федора Студита) [42], что должно было способствовать реализации основных принципов монашеского общежития – нестяжанию и отвержению своей воли (послушанию), укреплению дисциплины, духовному росту и усовершенствованию сестер. Все эти принципы успешно реализовывались игуменьями Ивановского монастыря, о чем говорит неуклонный рост числа сестер монастыря: в 1881 году в Ивановском женском общежительном монастыре числилось по ведомости уже 20 монахинь, в 1882 году – 23, в 1890 году – 20, причем 9 из них были уже послушницами и постриженницами Ивановского монастыря [43]. Хотя по штату, составленному Е.А. Макаровой-Зубачевой с благословения митрополита Филарета, в монастыре должно было быть 25 монахинь и 25 послушниц, в 1890-е годы число монашествующих доходило иногда до 27 сестер [44], при этом, кроме монахинь, в монастыре проживали послушницы и  значительное число лиц проходивших испытания и ожидающих принятия в обитель. По ведомости 1895 года число монашествующих, послушниц и находившихся на испытании достигало 200 человек [45], а в 1900 году – 249 человек (из  них 25 монахинь и 27 послушниц) [46].

В начале XX века количество монахинь в Ивановском монастыре значительно увеличилось. По ведомости 1906 года в монастыре подвизались 48 монахинь и 27 послушниц [47],  в 1911 году в монастыре числилось 45 монахинь и 33 послушницы [48], а в 1912 году – 47 монахинь и 37 послушниц [49], в 1914 году – 46 монахинь и  36 послушниц [50]. На 1917 год в монастыре числилось по ведомости 44 монахини  и  34 послушницы, причем при этом все монахини были постриженицами Ивановского монастыря [51].

Рост числа монахинь и послушниц монастыря свидетельствует о том, что труды игумений по управлению обителью, начало которым положила первая игyмeнья Московского Ивановского женского монастыря Paфaилa (Poвинскaя), увенчались успехом. Попробуем проследить основные вехи жизненного пути этих матушек-подвижниц.

Игуменья Рафаила (Ровинская) (1821 – 1887 гг.), в миру Елена Александровна Poвинскaя, потомственная дворянка, дочь действительного стaтскoгo сoветникa, получила образование в Московском Екатерининском институте, в 1842 г. поступила в Аносино-Борисоглебскую пустынь. В обители она занималась введением рукоделия, а с 1845 г.  стала письмоводительницей игумнии Анастасии;  была пoстрижeнa в монашество в 1852 г., а в 1854 г.,  вслед за игуменьей монастыря Анастасией, перешла в общежительный Серпуховской Владычный монастырь. В 1869 г. монахиня Рафаила стала насельницей Новодевичьего монастыря в Москве, где несла послушание ризничей, а в  мае 1875 г. указом Св. Синода она была назначена настоятельницей Борисоглебского Аносина монастыря (после избрания  ее настоятельницей сестрами Аносиной пустыни вместо переведенной в Страстной монастырь игуменьи Евгении Озеровой). В сентябре 1879 г. указом Св. Синода игуменья Рафаила была назначена настоятельницей Московского Ивановского общежительного монастыря, здесь она и потрудилась для обустройства самого монастыря и становления и развития в нем монашеской жизни на началах общежития [52]. За усердное прохождение должности настоятельницы монастырей Аносино-Борисоглебского и Московского Ивановского 18 апреля 1881 г. она была награждена наперстным крестом от Св. Синода [53], а 4 июня 1883 г. наперсным Крестом с драгоценными камнями из Кабинета Его Величества за особые труды по безвозмездному изготовлению инокинями  Ивановской обители художественного ковра для Грановитой Палаты [54].

В 1884 г. после пяти лет настоятельства в Ивановском монастыре игуменья Рафаила была переведена игуменьей в Московский Вознесенский монастырь в Кремле. Заметим здесь, что вскоре после перевода игуменьи Рафаилы в 1885 г. в этот же монастырь была переведена на должность помощницы казначеи монахиня Ивановского монастыря Анастасия Астапова, которая была одной из трех Аносинских сестер, прибывших в Ивановский монастырь вслед за игуменьей Рафаилой в октябре 1879 г. Надо полагать, что перевод этот не был случайным. Верная сподвижница была необходима для помощи игуменьи в обустройстве монастырской жизни Вознесенского монастыря при общей тенденции к переустройству женских монастырей на началах общежития.  Игуменья Рафаила скончалась в 1887 г. в возрасте 65 лет игуменьей Вознесенского монастыря и погребена под собором в Новодевичьем монастыре [55]. О дальнейшей судьбе монахини, а впоследствии игуменьи Анастасии (Астаповой) будет сказано ниже.

После перевода игуменьи Рафаилы на настоятельское место в Вознесенский монастырь монашествующими Ивановского монастыря было произведено избрание большинством голосов новой настоятельницы – казначеи монастыря монахини Сергии (Смирновой) [56].

Игуменья Сергия (Смирнова) (1838 –  ) [57], в миру София Африкановна Смирнова, девица, из дворян обучалась в Московском Николаевском институте Закону Божию, разным наукам и языкам. Она была определена в Аносин Борисоглебский монастырь 7 июня 1876 г. и там же  7 ноября 1878 г. пострижена в монашество. В монастыре она проходила послушания аптекарши и надзирательницы больницы, а с 1878 г. исполняла должность благочинной монастыря. Монахиня Сергия оказалась в числе первых трех сестер Аносина монастыря, переведенных за игуменьей Рафаилой в Московской Ивановский монастырь 26 октября 1879 г., а уже 19 ноября 1879 г. она была утверждена казначеей Ивановского монастыря. За усердное прохождение этой должности 9 марта 1884 г. была удостоена благословения Святейшего Синода, а  31 декабря 1884 г. была определена настоятельницею Ивановского монастыря и возведена в сан игуменьи. Игуменья Сергия несла труды по благоустроению обители и монашеской жизни в ней почти 13 лет. За усердные труды по благоустройству обители 13 апреля 1887 г. она была награждена от Святейшего Синода наперсным Крестом, а  26 мая 1896 г. награждена Золотым наперсным Крестом, украшенным бриллиантами из Кабинета Его Величества. 30 октября 1897 г. игуменья Сергия была переведена настоятельницей Московского Алексеевского первоклассного женского монастыря и уже здесь 6 мая 1913 г. награждена Золотым наперсным Крестом с украшениями из Кабинета Его Величества [58]. Вслед за игуменьей Сергией в Московский Алексеевский монастырь в 1898 г. были переведены [59]:

Монахиня Клеопатра (в миру Татиана Тарасова), 44 лет, девица, из крестьян, постриженница Ивановского монастыря (1888 г.) В Алексеевском монастыре несла послушание помощницы казначеи.

Монахиня Венедикта (в миру Варвара Семенова Саукина), 40 лет, девица, из крестьян, рясофорная монахиня Ивановского монастыря (1892 г.). В Алексеевском монастыре несла послушание при настоятельских кельях, пострижена в Алексеевском монастыре в 1903 г.

Монахиня Феофания (в миру Наталия Степанова Сборщикова), 38 лет, девица, из крестьян, в пострижена в монашество в Московском Ивановском монастыре в 1892 г. В Алексеевском монастыре несла послушание церковницы.

Послушница Елена Иванова Вознесенская, 26 лет, дочь протоиерея, девица, обучалась в гимназии разным наукам и языкам. Облечена в рясофор в Московском Ивановском монастыре в 1896 г. В Алексеевском монастыре занималась живописью (1912 г.), была фельдшерицей при монастырской больнице (в посл. списке  за 1913 г.).

Нетрудно увидеть, что все указанные монахини и рясофорные послушницы были постриженицами Ивановского монастыря во время управления им игуменьей Сергией и, вероятно, их перевод вслед за ней в Алексеевский монастырь должен был способствовать скорейшему переустройству внутренней жизни Алексеевского монастыря, в котором, напомним, к 1871году удалось ввести только общую трапезу, на началах общежития.

Вместо игуменьи Сергии, перемещенной в Алексеевский монастырь, на должность настоятельницы Ивановского общежительного женского монастыря 11 ноября 1897 г. была избрана казначея Ивановского монастыря монахиня Филарета [60].

Настоятельница Ивановского  монастыря игуменья Филарета (Иванова) (1839 – 1907 гг.),  в миру Антонина Николаевна Иванова, девица, из дворян, образование получила в Казанском Родионовском институте, подвизалась в монашестве с 1864 г., была казначеей Христорождественского Вятского монастыря, в Ивановском монастыре при игуменье Рафаиле исполняла обязанности благочинной, при игуменье Сергии – казначеи. 15 марта 1877 г. была  удостоена благословения Св. Синода «за отлично-ревностное прохождение возложенных на нее обязанностей и благочестное служение на пользу церкви», 6 мая 1899 г. награждена от Св. Синода наперсным крестом, 26 июня 1906 г. награждена золотым наперсным крестом из Кабинета Его Величества [61].

После кончины игуменьи Филареты в августе 1907 г. на место игуменьи Ивановского монастыря была впервые избрана постриженница этой обители мать Епифания (Митюшина), которой предстояло пережить грядущие гонения на Святую Церковь, изгнание общины из стен обители.

Настоятельница Московского Ивановского монастыря игуменья Епифания (Митюшина) (1853 – 1931 гг.), в миру Елизавета Дмитриевна Митюшина, вдова, обучалась закону Божию и русской грамоте. Поступила в Ивановский монастырь в 1891 г., здесь же была пострижена 7 марта 1892 г., проходила послушания при больнице, аптеке и свечном ящике, исполняла должность ризничей с 1892 г., а затем казначеи с 1899 г. Определена настоятельницей Ивановского монастыря и возведена в сан игуменьи в 1907 году, ко времени избрания игуменьей ей было 54 года. Она стала  первой собственно ивановской монахиней, занявшей эту должность и первой настоятельницей из купеческого звания. В 1910 году игуменья Епифания была награждена от Св. Синода наперсным крестом [62],  а в 1916 – наперсным крестом без украшений из Кабинета Его Величества [63].

Годы игуменства матери Епифании пришлись на трудные предреволюционные годы, время октябрьского переворота и годы последовавших за ним тяжелейших испытаний, открытых репрессий и гонений со стороны безбожной власти. Последняя настоятельница монастыря игуменья Епифания, пережившая разорение обители, где она приняла монашеский постриг, переехала с оставшимися сестрами на монастырский хутор Чернецово, здесь она поддерживала сестер своим советом, словом, наставлением до самой своей кончины, которая последовала 12 января 1931 года. Игуменья Епифания была отпета последним духовником ивановских сестер схиархимандритом Илларионом (Удодовым) и похоронена на монастырском кладбище вблизи хутора. Могила ее сохранилась до наших дней.

Но не только игуменьи Московского Ивановского монастыря несли в себе тот дух общежительного женского монашества, который позволил Ивановскому монастырю за сравнительно небольшой исторический период времени, с момента его открытия в 1879 г. до его закрытия большевиками в 1918 г. и окончательного выселения монахинь в 1927 г., стать одной из самых почитаемых в народе женских обителей Москвы, образцом для устройства других женских монастырей Московской епархии, но и монахини, послушницы и другие насельницы монастыря, воспитанные в духе общежития, являлись носительницами этой традиции, в своей жизни являя пример для подражания тому образу монашеской жизни, о котором так радел митрополит Филарет.

Так благочинная Ивановского монастыря, монахиня София (Быкова) стала четвертой игуменьей Троице-Одигитриевой Зосимовой пустыни. Игуменья Троице-Одигитриевой Зосимовой пустыни София (Быкова) (1846 –  ) [64], в миру Мария Никаноровна Быкова, происходила из московской купеческой семьи, поступила в  Аносин Борисоглебский монастырь в 1861 году. Здесь она обучалась Закону Божию, чтению и письму, проходила разные послушания, преимущественно занималась иконописью. В 1880 г. она была переведена в Ивановский монастырь и  20 июня 1881 г. здесь же приняла монашеский постриг, проходила послушания помощницы благочинной, затем благочинной (1897 – 1906 гг.). 21 февраля 1902 г. монахиня София была назначена благочинной Троице-Одигитриевского монастыря Зосимова пустынь, а 9 марта 1902 г. возведена в сан игуменьи [65].

Игуменья София прилагала немалые труды для обустройства монастыря. При ней в обители был возведен третий храм, в честь Рождества святого Иоанна Предтечи и окончательно завершено обустройство монастыря:  построены три новых двухэтажных здания на территории обители. В одном из кирпичных келейных корпусов помещалась также рукодельная, а в другом– просфорня. Новый игуменский корпус был закончен в 1915 году. Обитель владела шестьюстами десятинами земли и имела большое хозяйство, что позволяло поддерживать монастырские строения и обеспечивать всем необходимым сестер, число которых непрерывно росло и к началу нашего века приближалось к тремстам [66]. В Зосимовой пустыни имелись странноприимный дом, где питали всех приходящих к святыням обители богомольцев, больница и богадельня, содержавшиеся на средства монастыря. Значительные суммы тратились на помощь неимущим крестьянам и милостыню нищим и всем нуждающимся. Кроме того, в принадлежавшем обители доме в Москве, на Плющихе, жили бедные девочки и девушки, тоже получавшие от монастыря средства к существованию.  В 1910 году матушка София обустроила лесную пустыньку старца Зосимы, построив там, на месте его келейки часовню. На посту настоятельницы Зосимовой пустыни игуменья София (Быкова) заслужила награждения наперсным крестом от Святейшего Синода 6 мая 1906 года и наперсным крестом из Кабинета Его Императорского Величества с украшениями 6 мая 1914 года [67].

В 1920 году, при реорганизации монастыря в сельскохозяйственную артель, игуменья София, уже старенькая и немощная, вышла на покой и жила в богадельне Зосимовой пустыни вплоть до конца 1928 года. После полной ликвидации «артели» в 1929 году матушку Софию взял на своё иждивение священник Димитрий Розанов. Дальнейшая судьба игуменьи Софии после ареста отца Димитрия в 1931 году неизвестна. Но надо думать, что сёстры и вдова батюшки не бросили её и похоронили по-христиански [68].

Интересен жизненный путь еще одной монахини Ивановского монастыря, Анастасии (Астаповой). Монахиня Анастасия (Астапова) (1833–  ) [69], в миру Елена Астапова, происходила из купеческой семьи, она была определена в число сестер  Аносина Борисоглебского монастыря 7 мая 1876 года, в монашество пострижена  там же  7 августа1879 года. Через три месяца после пострига 26 октября 1879 г. монахиня Анастасия вместе с монахинями Сергией (Смирновой) и Серафимой [70] переведена в Московский Ивановский монастырь, состояла ризничей. В 1885 г., как уже говорилось, вслед за игуменьей Рафаилой (как и в 1879 г.) она была переведена в Московский Вознесенский монастырь и здесь, исполняя послушание игуменьи, несла труды помощницы казначеи.  В 1888 г., через год после смерти игуменьи Рафаилы, м. Анастасия была переведена в Казанско-Головинский монастырь [71] (Московская епархия), где она подвизалась в течение 5-и лет до июня 1893 г.  15 июня 1893 г. она была назначена настоятельницей Князе-Владимирского [72] женского монастыря Подольского уезда Московской  губернии (с. Филимонки),  а 29 июля 1901 г. она была возведена в сан игуменьи [73]. Примечательно, что оба последние места служения сначала монахини, а потом игуменьи Анастасии, были общежительными монастырями, возникшими на базе женских общин, причем как  в первый, так и во второй  монахиня Анастасия была переведена через два года после преобразования общины в общежительный монастырь, вероятно опыт, полученный ею во время пребывания в общежительных Аносином (3 года) и Ивановском (5 лет) монастырях, был крайне востребован и при обустройстве общежительной монашеской жизни в этих возникших из общин обителях. При игуменье Анастасии в Князе-Владимирском монастыре был построен в начале 1900-х гг. по проекту архитектора Троице-Сергиевой Лавры А. А. Латкова (1859 – 1949 гг.) и освящен второй храм монастыря Успения Пресвятой Богородицы. В 1926 г. монастырь был закрыт, сестры разогнаны, часть их – арестована. Последняя игуменья монастыря Татьяна скончалась в с. Филимонки и была похоронена на местном кладбище. Послушница Евдокия (Синицына) причислена к лику святых в сонме Новомучеников Российских.

Постриженницей Ивановского монастыря была и мать Леонида (Озерова), проходившая послушание на должности настоятельницы сначала Серпуховского Владычного, а затем Московского Новодевичьего монастыря. Она происходила из семьи, находящейся в родственных связях с основательницей Аносиной пустыни игуменьей Евгенией (Мещерской) [74].

Игуменья Леонида(1827 – 1920 гг.),  в миру Любовь Петровна Озерова, была из потомственных дворян, имела хорошее домашнее образование, знала несколько иностранных языков. В 1892 г., в возрасте 55 лет, будучи вдовою, Любовь Петровна поступила послушницей в Московский Ивановский женский монастырь. При поступлении в Ивановский монастырь Любовь Петровна пожертвовала значительную сумму (9800 рублей) на строительство храма во имя преп. Сергия Радонежского на монастырском хуторе Чернецово, на ее средства был также построен дом для проживания сестер [75]. В 1895 г. в Ивановском монастыре она приняла постриг с именем Леонида и проходила послушание помощницы казначеи. В 1900 г. мать Леонида стала игуменьей Владычного монастыря в Серпухове. В 1904 г. она была награждена золотым наперсным крестом от Священного Синода. Ко времени перевода в Новодевичий в 1908 г. игуменье Леониде был 71 год. Социальные потрясения первых десятилетий  XX века, — первая мировая война, Февральская и Октябрьская революции 1917 г. — не обошли стороной и Новодевичий монастырь. Последние три года своей жизни игуменья Леонида доживала в монастыре, который практически прекратил свое существование. Она умерла 18 января 1920 г., на 93-м году жизни и была похоронена в Новодевичьем монастыре, где игуменствовала 12 лет (с 1908 по 1919 г.) [76].

Рясофорная послушница Ивановского монастыря Раиса Монастырёва (1878 – 1953 гг.),  переведенная в 1909 году в Покровский общежительный монастырь Оренбургской епархии и принявшая там постриг с наречением имени Иннокентия, стала игуменьей этой обители в 1920 году в возрасте 42 лет. В годы гонений на Русскую Православную Церковь игуменья Иннокентия открыто исповедовала Православие и за это пережила много скорбей, была репрессирована, 18 лет провела в ссылке на Дальнем Востоке.

Игуменья Иннокентия, в миру Раиса Ивановна Монастырева, из мещан, родилась 28 июля 1878 г. в городе Карачеве Орловской губернии в семье титулярного советника и получила образование в женской гимназии. В 1895 г. после смерти отца семейства, семья переехала в Москву. В 1903 г., в возрасте 25 лет, Раиса  поступила в число трудниц Московского Ивановского монастыря, где выполняла послушания в живописной, золотошвейной, белошвейной мастерских. Здесь же, 14 апреля 1909 г. она была облечена в рясофор, а уже через несколько дней, 19 апреля 1909 г. переведена в Покровский Свято-Троицкий общежительный женский монастырь Оренбургской епархии на послушание письмоводительницы. Через месяц, 22 мая 1909 г. она уже определена на должность казначеи. В это же время, после освобождения от должности и перевода прежней  игуменьи Палладии на  жительство в другой монастырь, на плечи казначеи Раисы Монастыревой ложатся все заботы и попечения о монастыре.  10 мая 1911 г. Раиса принимает монашеский постриг с наречением имени Иннокентия, в честь великого светоча Сибири свт. Иннокентия Иркутского [77]. В 1920 г., в возрасте 42-х лет м. Иннокентия становится игуменьей своей обители. По-прежнему занимаясь вопросами обеспечения монастыря необходимыми средствами для существования обители,  развивая для этого земледелие, скотоводство, птицеводство, основное внимание игуменьи Иннокентии было направлено на внутреннюю, духовную жизнь обители: молитву, дисциплину, духовные беседы с сестрами. Имея по природе мягкий и кроткий характер, будучи очень отзывчивым и добрым человеком, она, тем не менее, строго наблюдала за посещением монашествующими храма Божия, а нерадивых после службы увещевала помнить свое звание и бояться суда Божия. Однако игуменья Иннокентия не только проводила беседы со своими духовными чадами, но также воспитывала их примером своего иноческого жития. Вставала она всегда рано – в 4 часа утра, прослушав монашеское правило от келейницы, она углублялась в чтение акафистов и Псалтири, а с первым ударом колокола направлялась на службу в храм. Игуменья присутствовала в храме на всех, как утренних, так и вечерних богослужениях, и никакие дела и недомогания не могли удержать ее от этого. Молилась она всегда сосредоточенно, с глубоким вниманием, часто со слезами, во время богослужения не допускала никаких разговоров [78]. Читая распорядок дня игуменьи Иннокентии, невозможно не вспомнить обитель, в которой прошло ее духовное становление – Московский Ивановский монастырь: ту духовную закваску, которую она получила в стенах этой обители она пронесла через всю свою жизнь и, в свою очередь,  наполнила ею жизнь сестер вверенной ей обители. По сути, связь игуменьи Иннокентии с Ивановским монастырем, не прерывалась: об этом свидетельствуют архивные документы. Так из ведомости о монашествующих Покровского Свято-Троицкого женского монастыря за 1912 г. узнаем, что с 12 ноября по 3 декабря 1912 г. монахине Иннокентии был предоставлен отпуск на 21 день для поездки в Москву [79]. Даже в 1919 г., уже после официального закрытия монастыря большевистской властью, мы встречаем в архивных документах [80] ее имя вместе с именем игуменьи Ариадны (настоятельницы Оренбургского Покровского Свято-Троицкого женского монастыря) в «Списке лиц проживающих во владении Московского Ивановского монастыря, за № 2/349 Мясницкой части по Малому Ивановскому пер.», как проживающие в Общежитии №3 (за номерами  89 и 88 соответственно), причем местом службы или работы указан Ивановский монастырь, а основным источником дохода – личный труд в пользу общежития; они же (монахиня Иннокентия и игуменья Ариадна) указаны в  «Списке монашествующих и сестер Московского Ивановского Девичьего монастыря, проживающих во владении названного монастыря 3-го Мясницкого Комиссариата» [81]. Доподлинно не известно, что привело монахиню Иннокентию и игуменью Аридну в Ивановский монастырь в столь тревожное время, — возможно, именно здесь они искали совета и укрепления на предстоящее служение в годы лихолетья.

Но безбожная большевистская власть добирается и в эти отдаленные районы. В 1928 г. большевики решили уничтожить Покровский монастырь, а постройки его и имущество, «живой и мертвый инвентарь» [82] использовать для техникума полеводства. Монахиням предложили отречься от веры в Бога взамен на неприкосновенность. Оставаясь верной служению Богу, игуменья Иннокентия не отдала свой наперсный серебряный крест, и 19 декабря 1928 г. власти возбудили дело «О сокрытии креста» как достояния государства.  12 апреля 1930 г. решением Тройки игуменья Иннокентия была арестована за антисоветскую агитацию и пропаганду и отправлена в ссылку на Дальний Восток. 18 лет провела она в ссылке на рыбозаготовках на Дальнем Востоке, претерпевая гонения, унижения, болезни. Вернувшись из ссылки в Оренбург в 1947 г. по благословению архиеп. Мануила (Лемешевского), возглавлявшего в то время Чкаловскую (Оренбург) и Бузулукскую епархии, работала за свечным ящиком в Михайловском молитвенном доме на ул. Орская г. Оренбурга. Отошла ко Господу 22.09.1953 г. в возрасте 75 лет, в 1989 г. посмертно реабилитирована [83].

Рассмотрев, таким образом, жизненный путь игумений и вышедших из его стен пострижениц Московского Ивановского женского монастыря после его возобновления в 1879 году, мы видим, какие благие плоды принесло общежитие для данной обители, и какую роль сыграл этот небольшой второклассный монастырь для обустройства общежительной монашеской жизни, как в уже существовавших, так и во вновь обустраиваемых монастырях Московской епархии. Ивановский монастырь послужил центром распространения и передачи опыта общежительной монашеской жизни, который передавался игуменьями, сестрами и послушницами Ивановского монастыря при переводе их в другие обители. Можно сказать, что этот небольшой монастырь стал своеобразным центром кристаллизации, вокруг которого вскоре многие  московские женские обители стали общежительными или находились на пути переустройства к нему.

 

Общественно-благотворительная деятельность Ивановского женского монастыря.

 

Имея в виду, что по замыслу святителя Филарета Ивановский монастырь возобновлялся как обитель, в которой  дело молитвы и отшельничества должно было быть соединено с делом благотворения,  нельзя не упомянуть в этой работе и об общественно-благотворительной деятельности Ивановского монастыря.

После вселения монахинь в обитель митрополит Макарий напомнил настоятельнице о необходимости исполнить волю завещательницы Е.А. Макаровой-Зубачевой об устроении монастырской школы. В письме в Консисторию по устройству бывшего Московского Ивановского монастыря от 14 ноября 1879 года игуменья Рафаила пишет о своем желании «немедленно исполнить волю владыки», однако, она усматривает «невозможность открыть училище в предполагавшемся для него здании, которое не представляет надлежащих удобств для помещения детей и требует многих переделок» [84] и предлагает временно открыть его в настоятельских кельях. Однако крайне тяжелая финансовая ситуация, в которой оказался монастырь после смерти Мазуриной привела к необходимости 120-и тысячного займа в Кредитном обществе со сроком выплаты на 25 лет и  побудила митрополита Макария обратиться в Святейший Синод за разрешением не учреждать при Московском Ивановском женском монастыре училища для девиц, а взамен того открыть при Филаретовском епархиальном женском училище несколько стипендий имени Ивановского монастыря, постепенно увеличивая число стипендий до 24-х, то есть до числа учениц, предположенного к содержанию в училище.

Однако, несмотря на возникшие у обители сложности с организацией в монастыре школы-приюта для девочек-сирот священнослужителей, уже вторая игуменья Ивановского монастыря, Сергия (Смирнова)  приложила многие старания и труды к организации школы и приюта для девочек из крестьянских  семей на монастырском хуторе Чернецово на станции Марк (ныне Савеловской железной дороги), отведенном в надел монастырю в 1891 году. Обустройство монастырского хутора происходило из средств монастыря и на средства вкладчиков. Так на средства вкладчиков в 1893 году на хуторе была построена церковь во имя преп. Сергия Радонежского.

При церкви на хуторе игуменьей Сергией  была  учреждена церковно-приходская школа на 25 девочек, из которых 20 должны были быть приходящими, а 5 живущими [85]. Школа была открыта 5 октября 1895 года. Отдельного капитала на содержание школы не имелось — она содержалась на средства из текущих доходов монастыря. Интересную информацию о церковно-приходской школе на хуторе Ивановского монастыря можно почерпнуть из донесения заведующей школой — рясофорной монахини Зинаиды Русановой  в Московское уездное отделение  Епархиального училищного совета от 27 декабря 1908 года [86], в котором она пишет, что деревянное здание школы построено на монастырской земле и состоит из нескольких комнат: классной, рукодельной, спальной, столовой, а также комнат для общежития живущих при школе детей.  Живущие при школе монастырские воспитанницы (в 1908 году — числом 10) пользуются полным монастырским содержанием. Приходящие дети ночуют в школе в дождливую погоду, сильные морозы, также после всенощной, в весеннюю ростепель (живут в школе во все время, пока она продолжается). Все они без исключения получают от монастыря ежедневно обед, а когда и чай, белье, чулки, обувь, платья, платки, теплую одежду и теплую обувь, сумки для книг, книги и пр. учебные пособия. Заведующими школой и попечительницами, со дня открытия состоят игуменьи монастыря. На 1908 год третьей попечительницей и заведующей являлась игуменья Епифания (с 18 октября 1907 года). Законоучителями школы на хуторе состояли священники церкви во имя преподобного Сергия Радонежского, окончившие курс в Московской Духовной Семинарии.  Пение преподавалось регентшами монастырского хора, обучавшимися в монастыре. В донесении подчеркивалось, что все, проходившие служение в хуторской церковно-приходской школе, делали это бесплатно.

Школьный год начинался всегда молебном 1 сентября, ежедневные занятия проходили с 9 утра до 3-х часов дня. Занятия проходили по  расписанию, утвержденному  Святейшим Синодом. В школе велось обучение ремеслам, которые в основном были приспособлены к крестьянскому быту: вязание чулок, шитье белья и платья, вязание крючком и вышивание крестом. При школе имелась библиотека для внеклассного чтения, в состав которой входили преимущественно книги духовного содержания, исторические и из народного быта. Ежегодно воспитателями и учащимися школы совершалось паломничество в Московский Кремль, в Ивановской монастырь — на праздник Рождества святого Иоанна Предтечи 24 июня, иногда в Троице-Сергиеву Лавру. Учение в школе заканчивалось  экзаменом большей частью в первой половине мая.

Заведующая школой отмечала, что  «школа оказывает доброе влияние на местное население: крестьяне стали чаще посещать церковь, сознательно относиться к богослужению, чаше приносят детей к Св. Причастию и ежегодно говеют сами» [87], многие воспитанницы школы «по достижении возраста вышли замуж, прочие же остаются при родителях и занимаются крестьянскими работами, только некоторые из них, очень немногие, поступили в услужение» [88]. За все время существования школы окончило курс 46 девочек, из них четыре поступили в число послушниц (Ивановского монастыря), одна в гимназию, одна в Епархиальное училище. В донесении подчеркивалось, что отношение местного населения к хуторской церковно-приходской школе благоприятное, учебно-воспитательная часть церковной школы ценится ими более чем земской, поэтому, несмотря на отдаленность некоторых селений и близость к ним земской школы, все девочки местного населения обучаются в хуторской церковно-приходской школе.

Говоря о затратах на содержание школы, ее заведующая еще раз обращала внимание на то, что школа содержалась исключительно на монастырские средства. Весь расход: постройка, ремонт, отопление, освещение, классные принадлежности, учебные пособия, полное содержание живущих воспитанниц и находящихся при них монастырских послушниц, полное содержание учительниц — от монастыря. При этом подчеркивалось, что израсходованную сумму за все время существования школы исчислить невозможно [89].

С обустройством монашеской жизни в 1880 году в монастыре начала действовать и больница на 10 кроватей для монахинь и послушниц, здесь проходили послушание сестры, определенные на это место настоятельницей обители.  В правилах, которыми они должны были руководствоваться при несении послушания в больнице, подчеркивалось, что их больничное служение представляет особый вид монашеского делания, прежде всего, обретения истинной любви к ближним. С наступлением осенних вечеров в палатах устраивались чтения для больных из Четьих миней или Пролога, возле слабых больных сестра должна была сидеть, молясь по четкам или читая про себя Псалтирь, Евангелие, акафисты. Чтение утренних и вечерних молитв входило в обязанности старшей сестры [90]. Кроме старшей сестры, обязательно проходили больничное послушание и две младшие: в обязанности одной из них входил присмотр за чистотой и порядком в палатах, приготовление обеда, чая, ужина для больных, общий уход за ними, вторая сестра убирала приемную и аптеку, готовила лекарства, помогала в приемной при перевязках. По ведомости 1884 года штат служащих при больнице сестер монастыря состоял из 6 человек, постоянного доктора при больнице не было, пользовались советами приходящего в больницу доктора по найму [91]. Из этой же ведомости узнаем, что в больнице находились на излечении в 1880 году – 73 человека, в 1881 году – 143человека, в 1882 году – 165 человек, в 1884 году – 110 человек, при этом с 1880 по 1883 год больницу посещало в год в среднем 456 сестер [92]. Больница содержалась целиком на средства из текущих доходов монастыря.

 

[1] На основании данных:  Смолич И. К. Русское монашество 988-1917. История Русской Церкви. Приложение. Смолич И.К. Русское Монашество. Возникновение. Развитие. Сущность.  (988-1917).

URL: http://www.sedmitza.ru/lib/text/436660/ (дата обращения: 08.06.2015); Фирсов С. Л.Православное монашество в эпоху императора Николая II. URL: http://www.permeparhia.ru/index.php?id=2149 (дата обращения: 15.06.2015)

[2] Там же.

[3] Зырянов П. Н. Русское монашество конца XIX – начала   XX века. Предание и обновление //Церковь и время. – 2002. – №18. С.179.

[4] Зайончковский А. М. Восточная война 1853—1856. СПб: Полигон, 2002.

[5] Смолич И. К. Русское монашество… URL: http://www.sedmitza.ru/lib/text/436669/ (дата обращения: 08.06.2015)

[6] Там же.

[7] В.Руднев, свящ. Обновление Московского Ивановского монастыря. – М., 1879. C.5.

[8] Фирсов С. Л.Православное монашество в эпоху императора Николая II. URL:  http://www.permeparhia.ru/index.php?id=2149 (дата обращения: 15.06.2015)

[9] Игумения Афанасия (Силкина) Женское монашество на Руси

URL: http://monasterium.ru/publikatsii/doklady/1638-zhenskoe-monashestvo-na-rusi/ (дата обращения: 07.07.2015)

[10] Прот. Максим Козлов Святитель Филарет (Дроздов) и его отношение к женскому монашеству. Филаретовский альманах. В.2, М., 2006.

[11] Беглов Алексей. Русское монашество рубежа XVIII-XIX веков: стратегии выживания.

URL: http://www.pravmir.ru/aleksey-beglov-russkoe-monashestvo-rubezha-xviii-xix-vekov-strategii-vyizhivaniya/ (дата обращения: 07.07.2015 г.)

[12] На основании данных: Смолич И. К. Русское монашество… http://www.sedmitza.ru/lib/text/436669/ (дата обращения: 08.06.2015)

[13] Прот. Максим Козлов. Святитель Филарет (Дроздов) … С.23.

[14] Баталов А. Л., Головкова Л. А., послушница Харченко Г. Московский Иоанно—Предтеченский женский монастырь: cтраницы истории. — М.: Моск. Иоанно-Предтечен. жен. монастырь: Лето, 2005, С.9

[15] На основании архивных данных (ЦИАМ.Ф. 1179. Оп.1. Д. 263. Л.1-2) даже игуменьи монастыря  еще в начале 1660-х годов не имели настоятельских покоев и должны были сами покупать себе келию. В челобитной игуменьи Евдокии Философовой царю Алексею Михайловичу она жалуется государю на то, что живет в чужой келии, и «та (келия) гораздо ветха, безпрестанно озябаю и от морозу и от угару… и мне бедной и безпомочной купить келии некому и нечем, потому что на твоих великого государя службах побито родителей моих тридцать четыре человека» и просит его дать ей на келию государево жалование. Челобитная игуменьи Евдокии была удовлетворена и в феврале 1662 г. окольничий Богдан Матвеевич Хитрово выдал ей двадцать рублей на приобретение келии (Там же).

[16] РГАДА. Ф.1183. Оп.1. Д. 386. Л.1об.

[17] Снегирев И. М. Ивановский монастырь в Москве. – М., 1883. С.5.

[18] ЦИАМ.Ф.203. Оп.746. Д.554. Л.14,15.

[19] Московский Ивановский монастырь:[Описание] Б.а. – М.: Тип. Мартынова, 1879. C. 9-10.

Московский Ивановский монастырь. –  Б.а. 1879. С. 9-10.

[20] Митрополит Московский и Коломенский с 5 января 1868 по 31 марта 1879 г.

[21] Митрополит Московский и Коломенский с 8 апреля 1879 по 9 июня 1882 г.

[22] Тем не менее общая трапеза могла стать важным шагом на пути преобразования жизни в штатных монастырях к общежитию и совершенствованию духовной жизни в них. Вот как описывает преимущества общей трапезы, учрежденной в Новодевичьем монастыре в 1862 г. как благотворительной силами двух купцов, священник монастыря о. Николай Антушев в составленном им в 1885 г.  «Историческом описании Московского Новодевичьего монастыря»: «Учреждение общей трапезы освобождает инокинь от несвойственных им забот о келейном хозяйстве, … и от того, что еще тяжелее и не совместнее с характером и целию их монашеской жизни — личным келейным трудом добывать средства к своему содержанию, что необходимо сопряжено с частыми выходами из монастыря для приискания и сбыта своих работ, … с прикосновением к миру, от суеты которого они и удалились в обитель. Общая трапеза требует общего труда; освобожденные от необходимости иметь в каждой келье кухню и общую работу, монахини по способностям назначаются на общие работы. Трудясь постоянно вместе для обители, инокини сближаются друг с другом …и с обителью, для которой трудятся и от которой питаются и через это усовершаются в чувствах любви и благодарности. Душеспасительное чтение… и в трапезе, и в рукодельной питает дух благочестием» (С. 119-120).

[23] Страницы из неопубликованного дневника игумении Евгении (Озеровой) // Женская Оптина: материалы к летописи Борисо- Глебского женского Аносина монастыря. М.,  2007. – С. 295.

[24] Там же. С. 297.

[25] Там же. С. 296.

[26] Там же.

[27] Там же.

[28] Там же. С. 298.

[29] Там же. С. 298.

[30] Там же. С. 9.

[31] Прот. Максим Козлов. Святитель Филарет (Дроздов) … С. 22.

[32] Митр. Филарет (Дроздов). Резолюции московского митрополита Филарета по разным разделам и главам Устава духовных консисторий и по управлению духовно-учебными заведениями. Орёл, 1889. С. 348, 349.

[33] Прот. Максим Козлов. Святитель Филарет (Дроздов) … С. 22.

[34] Там же. С. 14.

[35] См.: Архимандрит Пимен, настоятель Николо-Угрешского монастыря: Биогр. очерк: (1810-1880). Дзержинский (Моск. обл.)., 1998. С. 531.

[36] Там же.

[37] См.: ЦИАМ. Ф.1179. Оп.1. Д. 60. Л.53.

[38] См.: ЦИАМ. Ф.1175. Оп.1. Д.247. Л. 213- 218, 221-222.

[39] См.: ЦИАМ. Ф.1179. Оп.1. Д. 41.

[40] См.: ЦИАМ. Ф.1179. Оп.1. Д. 262.

[41] ЦИАМ. Ф.1179. Оп.1. Д. 41. Л. 4-8об.

[42] Следует отметить, что для каждого монастыря правила составлялись с учетом его особенностей          и назначения – одни обители избирали путь сугубо аскетического делания, тогда как другие были нацелены более на путь социального служения, что не сообразуется с затворническим образом жизни. Так, например, в Спасо-Влахернской обители, учрежденной в 1861 г.,  инокиням запрещалось разговаривать не по делу, в обители был установлен строгий пост (молочная пища вкушалась сестрами только по большим праздникам). Правила Спасо-Влахернского общежительного монастыря были составлены по благословению митрополита Филарета на основании правил Троице-Одигитриевой Зосимовой пустыни, возведенной в статус монастыря в 1856 году.  Однако в письмах самого же митрополита Филарета есть указание на то, что «39 правило о неупотреблении молочной пищи, присвоенное общежитию Одигитриевскому по особенным обстоятельствам онаго, не поставляется обязательным для Влахернского общежития, и молочную пищу употреблять в сем общежитии  определенные по уставу дни не возбраняется» (Участие митрополита Филарета в устроении женских общежитий// Душеполезное чтение, 1878 г., июль, С.2).

Судя по упоминаемым выше «Правилам» Ивановского женского монастыря он относился скорее к первому типу монастырей – с более строгими правилами монашеской жизни, хотя нельзя при этом забывать, что при возобновлении монастыря он мыслился владыкой Филаретом как обитель, в которой должно было «дело молитвы и отшельничества соединить с делом благотворения».

[43] ЦИАМ. Ф.1179. Оп.1. Д.247. Л.171об.-179; 157об.-158;  Д. 247. Л.5-10.

[44] Например, в 1885г. См.: ЦИАМ. Ф.1179. Оп.1. Д.247. Л. 85об.-92.

[45] Там же. Л. 103об.

[46] Там же. Д. 248. Л. 203об.-220.

[47] ЦИАМ. Ф.1179. Оп.1. Д. 250.

[48] Там же. Д. 251. Л.1об.-36.

[49] Там же. Л.39-70.

[50] Там же. Д. 252. Л. 1-39.

[51] Там же. Л. 92-115, 140-147.

[52] 4 октября 1879 г. игуменья Рафаила вводится в управление монастырем, а уже к концу октября в нем появились первые насельницы. Согласно ведомости о монашествующих за 1879 г. (ЦИАМ. Ф.1179. Оп.1. Д.247. Л.238) первыми насельницами монастыря стали 3 монахини, все они из Борисоглебского монастыря: Сергия (Смирнова), Анастасия (Астапова), Серафима и 4 послушницы. А уже в  1880 г. в ведомости о монашествующих числятся 14 монахинь и 23 послушницы (Там же. Л.213об.-214). Отметим, что из этих 14 монахинь (однако, по ведомости 1881 г. следует, что в 1880 г. в монастыре числилось все же 15 монахинь (Там же. Л.171-172), и это число соответствует дальнейшему списку)  8 прибыли из Аносина Борисоглебского монастыря, причем одна из них, была пострижена уже в Ивановском монастыре; 3 — из Новодевичьего монастыря, одна из них была пострижена уже в Ивановском монастыре, 2 монахини прибыли из других епархий, и 2 – послушницы уже Ивановского монастыря, принявшие постриг в Ивановском монастыре вскорости после поступления (Там же). Из 23 послушниц 1880 г. лишь две были переведены из Богрисоглебского монастыря, остальные – уже Ивановские. В дальнейшем прослеживается тенденция, когда все поступающие послушницы принимаются послушницами непосредственно в Ивановский монастырь. По ведомости 1881 г., когда в монастыре уже числятся 20 монахинь, все новые монахини из послушниц Ивановского монастыря и его же  постриженицы, т.е. общее число собственно Ивановских сестер,  т.е. тех, которые поступили на послушание в Ивановский монастырь и здесь же приняли постриг – 7, в 1882 г. их стало 10  (из 23) (Там же. Л.157об.-158), а  в 1890 г. – 11 (из 20) (Там же. Л. 3об-7).

[53] См.: ЦИАМ. Ф.1179. Оп.1. Д.247. Л. 229об., 230.

[54] См.:  ЦИАМ. Ф.1179. Оп.1. Д.44.

[55] Женская Оптuна: Mатepиалы к летописи Борисо-Глебского женского Аносина монастыря M., 2007. С.258.

[56] См.: ЦИАМ. Ф. 1179. Оп.1. Д. 44.

[57] Дата смерти неизвестна.

[58] См. Послужные списки Алексеевского монастыря за 1912, 1913 гг.: ЦИАМ. Ф. 1175. Оп.1. Д. 482, 486, 487.

[59] Там же.

[60] ЦИАМ. Ф. 1179. Оп.1. Д. 248. Л.131-132.

[61] ЦИАМ. Ф. 1179. Оп.1. Д. 253.

[62] ЦИАМ. Ф. 1179. Оп.1. Д.251. Л. 25об.-26.

[63] ЦИАМ. Ф. 1179. Оп.1. Д.252. Л. 84об.-85.

[64] Дата смерти неизвестна.

[65] На основании: ЦИАМ. Ф. 203. Оп.744. Д.2644. Л. 882об., 925.; Женская Оптuна: Mатepиалы к летописи … M., 2007. С.687. Прим. 283.

[66] Краткие сведения о Троице-Одигитриевском монастыре в общих сводках Благочинного позволяют составить некоторое впечатление о динамике развития Троице-Одигитриевского монастыря на пороге двадцатого столетия: в 1883 году «сестер и послушниц до 160 человек; доход от 3000 до 4000 руб.»; в 1893-1894 годах «число сестер до 200 человек; при монастыре имеется богадельня для престарелых сестер»; в 1899 году в монастыре 252 сестры; в 1900 году — мантийных монахинь 27, а рясофорных послушниц 36; угодий у монастыря  580 десятин, в 1913 году – 277 сестер (с игуменьей); угодья монастыря расширялись: точная цифра земельных владений монастыря перед революцией — 778 десятин 1043 кв. сажень. Всего на центральной усадьбе Зосимовой пустыни в 1910 году насчитывалось 57 строений.                                                                  История Зосимовой пустыни. URL: http://zosimapustin.ru/index.php/Sample-Data-Articles/istoriya-zosimovoj-pustyni.html  (дата обращения: 15.06.2015)

[67] См.: Монахиня Зосима (Верховская) Женская Зосимова пустынь. Исторический очерк.  – М.:  2008. С. 64; История Зосимовой пустыни. URL: http://zosimapustin.ru/index.php/Sample-Data-Articles/istoriya-zosimovoj-pustyni.html  (дата обращения: 15.06.2015).

[68] Там же.

[69] Дата смерти не известна.

[70] См.: ЦИАМ. Ф. 1179. Оп.1. Д.251. Л. 238.

[71] Головинский женский монастырь в честь Казанской иконы Божией Матери. Первоначально был основан как  женская община при селе Головино в 1876 году (московским купцом Никитой Игнатьевичем Сидоровым), в 1886 году решением Св. Синода получил статус женского общежительного монастыря.

[72] Князе-Владимирский женский монастырь получил статус женского общежительного монастыря в 1891г. Первоначально это была женская община, основанная Верой Борисовной Четвертинской (1826-1894 гг.) в своём любимом имении с. Филимонки в 1890 г. (в знак увековечения чудесного спасения царской семьи при крушении царского поезда у станции Борки на Азово-Харьковской железной дороге в октябре 1888 г.).  В 1891 г. обитель, названная в память о брате княжны в честь равноапостольного благоверного князя Владимира, была освящена, а Вера Борисовна стала её первой настоятельницей. Вера Борисовна Четвертинская оставалась настоятельницей до 1893 г., через год она скончалась и похоронена в созданной ею обители, в семейном склепе. URL : http://russian-church.ru/viewpage.php?cat=moscow_area&page=350

[73] См.: ЦИАМ. Ф. 203. Оп.744. Д.2644. Л. 882об., 925.; Женская Оптuна: Mатepиалы к летописи … M., 2007. С.687. Прим. 283.

[74] Из этой же семьи происходила и третья настоятельница Аносиной пустыни игуменья Евгения Озерова. Родным племянником игуменьи Леониды был Патриарх Московский и всея Руси Алексий I (Симанский).

[75] ЦИАМ. Ф. 1179. Оп.1. Д.45.

[76] На основании: Н.Ф.Трутнева. Игумении Московского Новодевичьего монастыря (1525—1920 гг.). По материалам сайта http://www.sedmitza.ru/text/760647.html. Интерес к личности этой монахини определяется в первую очередь тем, что долгие годы она считалась последней после революции 1917 г. настоятельницей Новодевичьего монастыря. Однако работа с материалами монастырского архива и знакомство с другими источниками позволили установить, что последней игуменьей Новодевичьего монастыря была монахиня этого же монастыря Вера (Победимская). Из рукописного альбома «Новодевичий монастырь», составленного ученицами Потылихинской школы в 1921 г., известно, что в 1919 г. она была избрана игуменьей самими монахинями и утверждена высшей духовной властью. О самой игуменье Вере известно немногое: она умерла 3 февраля 1949 г. и была похоронена на Даниловском кладбище. Ее могила сохранилась до наших дней .

[77] ГАОО. Ф.173. Оп. 9. Д. 2010. Ведомость о Покровском женском монастыре Оренбургской епархии  за 1912 г.

[78] Оренбургские епархиальные ведомости №8(114), август 2008 г. С. 50.

[79] ГАОО. Ф.173. Оп. 9. Д. 2010. Ведомость о Покровском женском монастыре Оренбургской епархии  за 1912 г.

[80] См.: ЦИАМ. Ф. 1179. Оп.1. Д.254.

[81] Там же. Списки эти значатся в архивных документах ЦИАМ. Ф. 1179. Оп. 1. Д. 254 б/д. — без даты. Однако в них указывается возраст поименованных лиц, так, монахиня Иннокентия – 41 года, сопоставив эту дату с годом рождения м. Иннокентии, 1878 г., выходит, что это был 1919  г. Для точности, можно сверить этот год с данными о игуменьи Епифании, указано, что ей 66 лет, учитывая, что она 1853 г. рождения, получается также 1919 г.

[82] ГАОО. Ф.Р.-2. Оп. 1. Д. 6. Л. 266об. Протокол №31 заседания президиума Оренбургского окружного исполнительного комитета от 26.01.1929 г.

[83] См.: Оренбургские епархиальные ведомости №8(114), август 2008г. С. 52-53.

[84] ЦИАМ. Ф.1179. Оп.1. Д. 60. Л. 57.

[85] В разное время на хуторе проживало от 20 до 32 девочек. Так например, в 1899, 1900, 1905-1908 гг. при школе проживало 10 девочек постоянно на полном монастырском попечении и 20 девочек было приходящих, получающих от монастыря обед, чай, одежду, обувь, учебные пособия  и ночлег в непогоду; в 1901-1904 гг. – 12 девочек было постоянно живущих и 20 – приходящих (ЦИАМ. Ф. 1179. Оп.1. Д. 242).

[86] ЦИАМ. Ф. 1179. Оп.1. Д. 242.

[87] Там же.

[88] Там же.

[89] Там же.

[90] ЦИАМ. Ф.1179. Оп.1. Д.41. Л. 1-2об..

[91] ЦИАМ. Ф.1179. Оп.1. Д.241.

[92] Там же.