«Нам же, всем православным християном,
подобает умирати за един «аз» оный»[1]

Федор Иванов

 

История раскола Русской Православной Церкви всегда привлекала и будет привлекать к себе исследователей. Трагедия XVII в., до сих пор не уврачеванная, по слову Александра Исаевича Солженицына «первая роковая трещина в нашем хребте, первый жестокий удар нашему духовному и национальному сознанию»[ii] продолжает зиять белыми пятнами, несмотря на, казалось бы, многочисленные церковные и светские исследования старообрядчества.

Нами рассматривается яркая, но практически не изученная ни современниками, ни потомками личность лишенного священного сана диакона московского Благовещенского собора Федора Иванова[iii]. Многочисленные исследователи старообрядческой литературы больше внимания уделили всеми признанному вождю ревнителей «древляго благочестия» протопопу Аввакуму. Между тем, Федор Иванов является одной из наиболее ярких фигур в истории старообрядческого движения. Его принято относить к молодому поколению первых старообрядцев, так как он не принадлежал к боголюбческому кружку.

Будучи соузником «огнепального» протопопа Аввакума, расстриженный, наказанный в Москве в 1668 г. усечением языка, а в 1670 г. – вторично урезанием языка, а кроме того — пальцев правой руки, диакон продолжал бороться, защищая древний обряд.

Исследователи отмечают высокое качество его продуманных, систематически и ясно организованных работ[iv].

Следует сказать, что за свои богословские воззрения Федор претерпевал поношения не только от властей, но и от собратьев по «старой вере», настолько эти воззрения своей ортодоксальностью отличались от мнения большинства. «Что се, Господи, будет? Тамо на Москве клятвы вси власти налагают на мя за старую веру и на прочих верных, и зде у нас между собою клятвы, и свои друзи мене проклинают за несогласие с ними в вере же, во многих догматех, больши и никониянских»[v] — восклицал опальный дьякон.

В отличие от своих пустозерских соузников Аввакума и Епифания[vi], Федор практически не оставил никаких подробных автобиографических житий, всецело отдаваясь полемике с «никонианами»[vii]. Только в последнем его труде — «Послании сыну Максиму» между рассуждениями о правильности «старой веры» можно встретить автобиографические вставки-воспоминания. Кроме того, для восстановления его жизни важную роль играют допросные листы и несколько сохранившихся писем-челобитных.

Возможно, оставление Федора историками без внимания связано с большой его церковностью: советским (и светским) исследователям мешало его чрезмерное «богословствование» (в сборники древнерусской литературы включались лишь письма и выдержки из книг, не содержащие полемических выкладок[viii]), церковным же историкам были малоинтересны апологетические труды бывшего диакона. Старообрядцы также им не занимались, равно как и не занимаются до сих пор[ix] (впрочем, справедливости ради, отметим, что труды его различные согласия продолжают активно переиздавать). Если в старообрядческой историографии и говорится о Федоре, то лишь как о соавторе некоторых посланий и соузнике протопопа Аввакума[x], не имеющем большого значения для церковной истории. Определенное внимание обращает на себя «Виноград Российский» настоятеля знаменитой старообрядческой Выговской пустыни Семена Денисова – своеобразный мартиролог пострадавших за «старую веру», тем интересный, что при написании его автор использовал архивные документы, вывезенные из Пустозерска после казни узников и хранившиеся на Выге. Однако следует учитывать, что «Виноград Российский» имеет цель назидательную, поэтому некоторые острые моменты в жизни Федора смягчены или вовсе опущены.

Из исследователей, принадлежащих к «господствующей» Русской Православной Церкви, необходимо отметить митрополита Макария (Булгакова) и его «Историю Русской Церкви», в которой немало страниц в истории раскола отведено и дьякону Федору. Однако, существенным недостатком «Истории» является практически полное отсутствие цитации в тексте – высказывания и ссылки из исторических источников того времени приводятся без кавычек, так что порой трудно определить, где говорит от себя владыка Макарий, а где – тот или иной исторический персонаж. Несколько больший интерес вызывает ранний труд владыки Макария, написанный им еще в бытность епископом Винницким, под названием «История русского раскола, известного под названием старообрядства», где владыка предлагает свое видение движения старообрядцев, начиная с XV в., когда, по его мнению, начали складываться «первые раскольничьи мнения», и заканчивая утверждением единоверия и тщетными попытками (на момент написания книги – 1855 г.) старообрядцев найти себе епископа.

Наибольшую ценность для исследования представляют собранные
Н.И. Субботиным девять томов «Материалов для истории русского раскола за первые годы его существования» (1874–1890 гг.), содержащие, как уже явствует из названия, первоисточники: материалы допросов раскольников, все известные на тот момент их челобитные и послания. Часть первого тома и весь шестой посвящены дьякону Федору. В иных томах также можно найти многочисленные упоминания о Федоре. Большим подспорьем для исследователя в этом издании являются многочисленные комментарии, характеристики каждого публикуемого документа, указание на источники сочинений.

Труд Н.Ф. Каптерева «Патриарх Никон и его враги в деле церковной реформы» при всей своей значимости в большей степени раскрывает взаимоотношения патриарха с кружком боголюбцев, практически оставляя в стороне иных полемистов-раскольников (в т.ч. Федора Иванова). Большой труд того же автора «Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович», раскрывая взаимоотношения между царем, патриархом и греческими иерархами, практически не затрагивает деятельность вождей старообрядчества.

Некоторые неизвестные Н.И. Субботину письма дьякона Федора были напечатаны в книге Я.Л. Барскова «Памятники первых лет русского старообрядчества», где в иллюстрациях приводится даже чудом уцелевший автограф фрагмента письма Федора семье протопопа Аввакума.

Как уже говорилось выше, советские историки и литературоведы, понимавшие раскол в Церкви, как, прежде всего, борьбу царской и церковной властей «против народного движения, враждебного господствующему классу феодалов и его идеологии»[xi], старались в общедоступных изданиях аккуратно обходить богословские прения той эпохи. Тем не менее, «Труды Отдела древнерусской литературы» Института русской литературы Академии наук СССР довольно пристально изучали памятники старообрядческой литературы. Эти исследования тем более ценны, что они стараются нейтрально оценивать авторов и участников событий минувших дней, так как открыто занимать ту или иную сторону в вопросе церковного раскола XVII в. в советском государстве было весьма опасно[xii].

Из русских эмигрантских источников следует отметить особо «Очерки по истории Русской Церкви» А.В. Карташева и фундаментальное исследование С.А. Зеньковского «Русское старообрядчество». Последнее примечательно еще и тем, что в нем проводится анализ богословских воззрений пустозерских узников: диакона Федора и протопопа Аввакума.

Характеристики Федора в исторической литературе весьма полярные. Первый крупный исследователь старообрядчества Н.И. Субботин открыто называет его «одним из самых замечательных раскольничьих писателей своего времени»[xiii]. С.А Зеньковский отмечает «спокойное и систематическое изложение» Федором полемического материала, противопоставляя его эмоциональным выпадам протопопа Аввакума[xiv]. А.В. Карташев, напротив, отмечает у Федора «ум более примитивный», чем у Аввакума, называет дьякона «болтуном», однако «зубастым на слове и на письме»[xv].

Лишь в настоящее время начинают появляться отдельные исследования, посвященные жизни и трудам бывшего Благовещенского диакона. К таким можно отнести соответствующие главы книги Н.Ю. Бубнова «Старообрядческая книга в России во второй половине XVII в.» и монографию профессора Сибирского отделения РАН Л.В. Титовой, целиком посвященную посланию Федора сыну Максиму, как литературному памятнику XVII в. Также Н.Ю. Бубновым сравнительно недавно введены в научно-исторический оборот труды и личности московского старца Спиридона (Потемкина), игумена Московского Златоустовского монастыря Феоктиста, соловецкого старца Герасима (Фирсова), епископа Вятского Александра.

Таким образом, можно видеть, что изучение трудов ранних старообрядческих деятелей, сподвижников и современников протопопа Аввакума,  изучение написанного ими массива разного рода «писаньиц» как литературных и исторических памятников, только ещё начинается.

В то же время, нельзя согласиться с некоторыми современными авторами, утверждающими, что «хотя у всех, кто занимается популяризацией старообрядчества, на первый взгляд, разные цели, но, по сути, они объединены одним стремлением – нанести ущерб Церкви и подчинить Православную Церковь себе, как это пытались сделать их наставники в XVII веке»[xvi]. По нашему мнению, старообрядчество слишком сложный культурно-исторический феномен, практически мало исследованный в современной России с позиции Русской Православной Церкви. Причем, позиция эта должна выстраиваться на уровне не категоричного неприятия старого обряда (тем более что Поместным собором 1971 г. старые и новые обряды признаны равнозначными) и полемики некорректными и неприемлемыми методами в русле пособий синодального периода Русской Церкви, а полноценного систематического диалога двух ветвей русского Православия[xvii], направленного на преодоление разногласий. Для этого необходимо, в том числе, знать труды ранних старообрядческих деятелей, полемизирующих с нововведениями патриарха Никона, излагающих свое видение происходивших на Руси событий, деятелей, пострадавших за свои убеждения, в том числе и бывшего диакона московского Благовещенского собора Федора Иванова.



[1] Федор Иванов, диак. Послание сыну Максиму / цит. по: Титова Л.В. Послание дьякона Федора сыну Максиму – литературный и полемический памятник раннего старообрядчества – Новосибирск: изд-во СО РАН, 2003. — С. 189. Далее цитация на Послание сыну Максиму будет производиться по тексту этого издания, где римской цифрой будет обозначена редакция текста, а арабской – страница.

[ii] Солженицын А.И. Доклад на IV Рождественских образовательных чтениях при Московской Патриархии // Его же На возврате дыхания (избранная публицистика). — М.: Вагриус, 2004. — С. 580.

[iii] Необходимо здесь отметить, что Иванов вовсе не фамилия Федора, а отчество. В допросных листах он показывал: «Федора Иванова он не знает, а зовут де ево Федор Иванов сын» (см. «Допросные речи» дьякона Федора от 9 декабря 1665 г. // Субботин Н.И.  Материалы по истории раскола за первое время его существования. — Т. I. — С. 402. (далее – «Субботин Н.И. Материалы», с указанием тома и страницы)).

[iv] См., напр.: Зеньковский С.А. Русское старообрядчество – Минск: изд-во Белорусского экзархата РПЦ, 2007. — С. 281; Бубнов Н.Ю. Старообрядческая книга в России во второй половине XVII в. – СПб: Библиотека Академии наук России, 1995. — С. 66.

[v] Феодора диякона о брани, бывшеи у него со Аввакумом протопопом и с прочими о вере, вкратце избрано от писания его, которыя послал он к сыну своему и прочим // цит. по: Титова Л.В. Послание дьякона Федора сыну Максиму – литературный и полемический памятник раннего старообрядчества – Новосибирск: изд-во СО РАН, 2003. — С. 231.

[vi] См.: «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» (несколько редакций, сделанных самим автором), «Житие инока Епифания, им самим написанное».

[vii] В работе используются термины «старообрядцы» и «никониане» для обозначения сторонников старого обряда и их гонителей, хотя они не совсем удобны с точки зрения исторической науки.

[viii] См., Письма и послания дьякона Федора Иванова // в кн. Памятники литературы древней Руси XVII век — Книга вторая — М.: Художественная литература, 1989. (далее — ПЛДР)- С. 485-502.

[ix] Для примера можем указать сайт Русской Православной Старообрядческой Церкви («австрийская иерархия») (URL: http://rpsc.ru/history/staroobryadcheskie-svyatie) и сайт Древлеправославной Церкви («новозыбковская иерархия») (URL: http://ancient-orthodoxy.narod.ru/), где в перечне прославленных старообрядческих святых Федор, в отличие от Аввакума, даже не упоминается. Существуют старообрядческие иконы Федора, где он всегда изображается вместе с Аввакумом, Лазарем и Епифанием, однако, в отличие от того же Аввакума, отдельного изображения Феодора встречать не приходилось.

[x] См. труды историков-старообрядцев: Мельников Ф.Е. Краткая история древлеправославной (старообрядческой) церкви — Барнаул, 2006; он же История Русской Церкви (со времен царствования Алексея Михайловича до разгрома Соловецкого монастыря) — Барнаул, 2006; Кожурин К. Тайные учителя сокровенной Руси – СПб: Питер, 2007. Первый из авторов принадлежит к РПСЦ, второй – к ДПЦ. Отметим, что, тем не менее, труды самого Федора различными старообрядческими согласиями, как «поповцами», так и «беспоповцами», неоднократно переиздавались.

[xi] Русское православие: вехи истории / Под ред. д. и. н. А.И. Клибанова — М.: Политиздат, 1989. — С. 220.

[xii] Тем любопытнее наблюдать «появление» Федора Иванова в художественной литературе, посвященной протопопу Аввакуму – см., напр., повесть Юрия Нагибина «Огненный протопоп» (в книге Нагибин Ю. Царскосельское утро — М.: Известия, 1979. — С. 7-33), где полемике Федора с другими пустозерскими узниками посвящено несколько страниц, хотя события освещены не вполне исторически достоверно.

[xiii] Субботин Н.И.  Материалы VI, 3.

[xiv] Зеньковский С.А. Цит. соч. — С. 361.

[xv] Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви — М.: ТЕРРА, 1992. — т. 2 — С. 222, 223, 167.

[xvi] Соколов А., прот. Православная Церковь и старообрядчество. – Нижний Новгород: Изд-во «Кварц», 2012. — С. 8.

[xvii] Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл, будучи еще митрополитом Смоленским и Калининградским, отмечал на Архиерейском Соборе РПЦ 2004г: «Нельзя признать собирание Русской Церкви завершенным, пока мы не объединимся во взаимном прощении и братском общении во Христе с исконной ветвью русского Православия» (цит. по. Иларион (Алфеев), архиеп. Патриарх Кирилл: жизнь и миросозерцание. – М.: Эксмо, 2009. — С. 207)