Роль православного духовенства в активизации освободительной борьбы украинского народа весной 1648 – летом 1649 гг.

Взаимоотношения духовной и светской власти всегда отличались сложным переплетением различного рода факторов, исследование которых для историков связано с объективными и субъективными трудностями восприятия прошлого. Поэтому выяснение места и роли православного духовенства в активизации повстанческого движения и государственных процессов на начальном этапе освободительной борьбы украинского народа средины ХVII в. остается актуальным вопросом и для современной исторической науки.

Специфика проблемы определила значительное влияние идеологических клише и субъективных мнений на ее отражение в историографии. Очень мало внимания вопросу о роли православного духовенства в формировании и реализации Б.Хмельницким государственной программы уделила имперская историография ХIХ в. К примеру, митрополит Макарий (Булгаков)[1] рассмотрел лишь общие факты деятельности клира в этот период, не уделяя особо внимания сложному процессу взаимодействия с повстанцами разных слоев духовенства. Однако уже в начале ХХ ст. значительное внимание анализу политической роли православного духовенства в событиях украинской истории середины ХVII в. в своих трудах уделили М.Грушевский[2], И.Власовский[3] и В.Липинский[4]. В условиях же советской идеологической системы не было благоприятных условий для объективного подхода в освещении данного вопроса. Свидетельством этому является даже такой ценный труд как монография И.Крыпъякевича “Богдан Хмельницкий”[5]. Среди современных украинских исследователей, которые занимаются этим вопросом, стоит отметить работы С.Плохия[6], В.Климова[7], В.Смолия и В.Степанкова[8]. Что касается польской новейшей историографии, то отдельные аспекты проблемы нашли отражение в работах Я.Качмарчика[9].

Для исследования проблемы наибольшую информационную ценность имеют распоряжения органов государственной власти гетманского правительства и Речи Посполитой, материалы текущего делопроизводства, эпистолярная документация официального или полуофициального характера, а также дипломатические материалы.

Функционирование Православной церкви в рамках политической системы Речи Посполитой в 30-40-х годах XVII века определялось наличием нескольких противоречивых тенденций, которые в значительной степени влияли на клерикальные круги митрополии, обусловливая существование существенных разногласий среди духовенства во взглядах на перспективы функционирования церкви в пределах польского государства. С одной стороны, как справедливо замечал В.Антонович, в этот период, особенно со смертью Сигизмунда Августа и успешной сеймовой борьбой православных в 1632 г., мы не можем говорить об узаконенном на высшем уровне надругательстве над Православием[10]. Религиозные притеснения, которые были довольно распространенным явлением, имели преимущественно характер частных актов и интриг в высших властных кругах. Однако уже с 40-х гг. все больше меняют свой тон даже сеймовые постановления, приобретая на середину века четко выраженное антиправославное направление. Причинами этого были, с одной стороны, усиление влияния на католическую шляхту фанатично настроенных иезуитов, а с другой, уменьшение роли и количества православной шляхты из-за ее окатоличивания[11]. Поэтому Православная церковь была значительно ограничена в возможностях легальной борьбы за свои права.

С другой стороны, Б.Хмельницкий с самого начала революции избрал гибкую и взвешенную линию ведения религиозной политики, краеугольным камнем которой стали меры по обороне и поддержке Православной церкви. Как свидетельствуют первые гетманские документы, тема защиты «греческой религии» попадает в поле зрения гетмана сразу же после Желтоводской и Корсунской побед[12]. Уже в инструкции послам к Владиславу IV, датированной 2 июня, отмечалось: «Относительно нашего духовенства древней греческой веры, то очень просим его не трогать, и те святые церкви, которые … силой были унии порабощены, при древних вольностях оставить»[13]. Однако впервые четко сформулировано требование защиты Православной церкви и ликвидации унии прозвучало в письме Яну Казимиру от 5 ноября 1648: «… чтобы наша греческая вера осталась нетронутой, как раньше, без унии и униатов, и чтобы нигде никакой унии не было»[14]. В дальнейшем решимость гетмана в отстаивании интересов Православия только усиливается. Особенно ярко это прослеживается во время переговоров украинской стороны с польской в ​​Переяславе в начале 1649 г., где гетманское правительство выдвинуло обстоятельную программу требований в религиозной сфере. В целом она сводилась к следующему: ликвидация унии и передача православным церквей и поместий, которые перешли к униатам; назначение православных на правительствующие должности в Киеве; расширение влияния православных в сенате; ограничение деятельности католических орденов в Украине[15].

Так в условиях, когда православное духовенство встретилось с одновременным действием негативных тенденций со стороны польской политической элиты и откровенно благосклонным отношением гетьманского правительства, естественно, оно не могло оставаться в стороне военно-политических событий.

Особой активностью в деле поддержки действий Б.Хмельницкого и подъема его авторитета в обществе отмечалось низшее духовенство и монашество. В источниках довольно часто встречаются сведения о связи низшего городского духовенства западноукраинских городов и местечек через монахов и сельских священников с командованием повстанческих отрядов[16]. На это, в частности, указывал казацкий разведчик Ярема Концевич, схваченый возле Галича 31 июля 1648 г. По его данным, поп заволовский писал Подгаецкому, а Подгаецкий к тернопольскому протопопу Абраму. Хорошие связи с казаками были и у протопопа Староконстантиновского[17]. «Неоднократно писали Хмельницкому, моля о спасении и обещая завладеть городом» «каменецкие попы»[18]. Такие действия представителей церковного клира способствовали налаживанию вертикальных связей между гетманом и украинским простонародьем, а также имели большое морально-психологическое значение для активизации освободительной борьбы.

Стоит также отметить, что на начальном этапе борьбы были случаи, когда священники даже возглавляли значительные военные единицы. Например, можно вспомнить И.Поповича — полковника черниговского[19]. А волынский попович Герасим Яцкевич в 1649 г. даже именовал себя «наместником гетмана»[20].

Ярким свидетельством значительного вклада православного духовенства в активизацию государственных процессов на территории казацкой Украины был факт чествования Б.Хмельницкого как монарха с весны 1649 г. Об этом, в частности, свидетельствовал посланник А.Кисиля П.Ласка, который в мае-июне побывал в казацкой Украине и отмечал: «… в тех краях и церквях нет короля и не слышать о другой власти, кроме гетмана с Войском Запорожским»[21]. Подтверждают данное слова московского монаха А.Суханова, который в июле 1649 г. сообщал царю: «Кругом Бога молят в церквях … в молитвах и в чашах заздравных вспоминают гетмана Зиновия Хмельницкого и все благочестивое войско»[22].

Безусловным свидетельством взаимного доверия могут быть частые дипломатические миссии, которые выполняли по поручению гетмана монахи православных монастырей[23]. Л.Мясковский, например, повествует о том, что киевские иноки служили посредниками в отношениях Б.Хмельницкого с Валахией и даже Ордой[24].

Гораздо сложнее оказалась роль высшего духовенства в разработке и претворении в жизнь гетманом программы действий повстанческих сил.

Реакция киевского митрополита Сильвестра Косова на начало освободительной борьбы известна из письма А.Киселя ко гнезнинскому архиепископу от 31 мая 1648 г. Брацлавский воевода, в частности, отмечал, что «знатные духовные и светские лица обоих исповеданий» покинули Киев накануне предполагаемого вступления туда Хмельницкого[25]. Однако есть основания считать, что оценка митрополитом и его окружением действий повстанцев с самого начала не была однозначно негативной. Если мы не имеем достаточных сведений, встречался ли с Сильвестром Косовым Б.Хмельницкий во время посещения Киева в первых числах июля 1648 г., то в конце июля — в августе того же года митрополит уже находился в ставке гетмана[26]. Слова же польских комиссаров в августе 1648 г. о том, что только Косов призывает ребелизантов к миру[27], не являются бесспорным свидетельством о какой-то жесткой оппозиции митрополита к гетману, который в то время тоже возлагал определенные надежды на мирное урегулирование конфликтной ситуации.

Об авторитете, которым пользовался митрополит в гетманской ставке, и его хороших отношених с самим Хмельницким свидетельствуют заявления шляхтича Остапа Веращака. Как отмечал последний, в августе 1648 г. в лагере Хмельницкого, куда он был привезен казаками, его чуть не убил полковник Джеджалий “в намете при самом гетмане и при отцу метрополите седячым”, но был «от ого милости отца митрополит Киевского упрошоный» и отправлен в Киев. В другом заявлении того же Верещака упоминается “упрошение” митрополитом Андрея Потоцкого и других шляхтичей[28].

Согласовывались ли действия митрополита по налаживанию отношений с гетманским правительством с политической программой православных иерархов?

Действительно, Сильвестр Косов и его окружение не были сторонниками отделения Украины от Речи Посполитой. Но есть основания утверждать, что эта группа церковной элиты поддерживала идею реформирования политической системы путем оформления нового федеративного субъекта — народа русского: «рядом ровно с двумя народами»[29]. В то же время, не стоит забывать, что, по свидетельству источников, по крайней мере до декабря 1648 г., Б.Хмельницкий «продолжал находиться в плену Яггелонской идеи территориальной целостности Речи Посполитой, воспринимая последнюю  как свое отечество»[30].

Однако во время пребывания Хмельницкого в Киеве в конце декабря 1648 — в начале января 1649 г. значительное влияние на него оказала позиция другой группы церковной элиты, на существование которой указывают исследования ряда историков[31]. Для нее характерными были «бескомпромиссно-отрицательная позиция по отношению к Речи Посполитой с ее католическими приоритетами, резкое противодействие унизации», а в политической сфере — ориентация на православное Московское государство[32]. Не имея значительного влияния среди украинских иерархов, эта часть духовной элиты, по мнению М.Грушевского, для озвучивания своих идей использовала иерусалимского патриарха Паисия, который «был представитель не только авторитетный, но и на много свободнее в своих действиях»[33]. Именно эти идеи религиозной войны православных с целью их освобождения от католического владычества, трактуя гетмана как Моисея и освободителя, давали Хмельницкому возможность поднять начатое им дело на качественно новый идейный уровень, направив их в русло программы построения независимой от Польши украинской государственности. Как впоследствии говорил сам гетман, «если первое за вред и обиды свои воевал, теперь за веру нашу Православную воевать буду»[34].

Учитывая вышесказанное, необходимо отметить, что положительное влияние на формирование у гетмана идеи отделения украинских земель от Речи Посполитой производили обе группы церковной элиты. Если представители киевского духовенства, чью позицию представил патриарх Паисий, ориентировались на создание отдельного государства, которое должно было стать составной частью широкой православной лиги, то митрополичья группа также пыталась активизировать политическую составляющую деятельности Б.Хмельницкого, направив ее, при оптимальных условиях, в русло борьбы за ограниченную государственность в рамках федеративной Речи Посполитой. Подтверждает это и тот факт, что Сильвестр Косов и его сподвижники, в частности Киево-Печерский архимандрит Иосиф Тризна, не желали окончательно дистанцироваться от дипломатических акций Чигирина даже после перехода гетмана к откровенному антипольскому курсу. Они выступали участниками переговоров с «волошскими воеводами» — «неважно, что конкретно дело оборачивалась совсем не у религиозных, а династических вопросов»[35].

Нельзя оставить без внимания и проблему влияния православного духовенства на формирование и активизацию внешнеполитического курса правительства Б.Хмельницкого. Источники дают основания говорить, что церковный клир довольно неприязненно относился к перспективам будущего сотрудничества Украинского государства с Крымом и Портой. Еще в декабре 1648 г. иерусалимский патриарх Паисий выразил негативное отношение к взаимоотношениям Б.Хмельницкого с Крымом[36]. Вместе с тем, особенно заметной была роль духовенства в активизации дипломатических отношений Чигирина с православным Московским государством. Именно под влиянием киевских встреч с отечественным духовенством, иерусалимским патриархом и интеллигенцией гетман скорректировал внешнеполитические планы, рассчитывая на военную помощь Москвы[37], активно используя при этом идею единой православной лиги.

Итак, проанализированые источники дают основания говорить о положительной роли православного духовенства в активизации государственных процессов на начальном этапе освободительной борьбы украинского народа середины XVII ст.. Поддержка действий гетманского правительства низшим церковным клиром способствовала объединению украинского общества под лозунгами освободительной борьбы и повышению авторитета самого Б.Хмельницкого. В то же время, несмотря на значительные расхождения во взглядах на конечную цель борьбы среди высшего духовенства, его деятельность помогла гетману преодолеть казацкий автономизм и выступить с широкой программой защиты всего русского общества Речи Посполитой, а в дальнейшем положительно отразилось на активизации внешнеполитической деятельности Чигирина.