Закрытие церквей в Воловском районе. 1930-й год.

Статья сотрудника Московской Духовной Академии игумена Герасима (Дьячкова) посвящена трагической странице в истории Русской Православной Церкви на примере одного района Тульской области.

После октябрьского переворота 1917 года и захвата власти большевики ни на один год не оставляли Церковь своим жестоким вниманием.

Первая волна гонений (1917–1920) была ознаменована массовыми грабежами церквей, репрессиями, зверскими издевательствами и расстрелами священнослужителей и мирян. Одним из первых постановлений большевистского правительства стал подготовленный наркомом юстиции Исааком Штейнбергом и заведующим отделом законодательных предположений Наркомюста Михаилом Рейснером декрет Совета Народных Комиссаров Российской Республики, принятый 20 января (по ст. ст.) и изданный 23 января 1918 года, — Об отделении церкви от государства и школы от церкви, которым Церковь (речь шла преимущественно о Православной Российской Церкви, так как только она до того имела статус государственного института в Российской империи) была отделена от государства и от школы, лишена прав юридического лица и собственности, а религия объявлялась частным делом граждан. Декрет узаконивал принимавшиеся с декабря 1917 года распоряжения и акты, упразднявшие функции Православной Церкви как государственного учреждения, пользующегося государственным покровительством. 1919 год ознаменован постановлением наркомата юстиции о вскрытии святых мощей, что вызвало массовые сатанинские издевательства над святыми останками.

Вторая волна гонений (1921–1923) ознаменована следующими мероприятиями советской власти по отношению к Церкви: 20 июля 1921 года Центральный исполнительный комитет указал Отделу агитации и пропаганды при ЦК и местных комитетах ВКП(б) приступить к всесторонней антирелигиозной пропаганде, для координации антирелигиозной борьбы при нем была создана антицерковная комиссия; в 1922 году было произведено изъятие церковных ценностей, находившихся в пользовании групп верующих, и насажден при поддержке ВЧК–ГПУ–ОГПУ обновленческий раскол для уничтожения Церкви изнутри.

Третья волна гонений (1929–1931) совпала с проведением в стране сплошной коллективизации и раскулачиванием. В 1929 году в СССР начался новый период во взаимоотношениях между государством и Православной Церковью. 8 апреля 1929 года Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет и Совет Народных Комиссаров РСФСР в развитие «Декрета» 1918 года приняли новое Постановление о религиозных объединениях, до конца 1990 года определявшее правовой статус последних в СССР. Отныне всякая деятельность, выходящая за рамки «удовлетворения религиозных потребностей», попадала под действие закона об уголовной ответственности, в частности, 10 параграфа 58 статьи Уголовного кодекса, предусматривавшего наказание от трех лет тюремного заключения и до смертной казни за «использование религиозных предрассудков для ослабления государства». В соответствии с этим законом священники исключались из состава двадцаток, а религиозным объединениям воспрещалась благотворительная деятельность, частное обучение религии и т. д. 1 сентября 1929 года Народный комиссариат внутренних дел РСФСР разработал инструкцию № 328 «О правах и обязанностях религиозных объединений». Надзор за деятельностью религиозных обществ был возложен в городах на административные органы, а в селе — на сельские советы.

Эти законы и постановления были только прелюдией к прямым действиям в отношении церкви, ко второму этапу наступления на церковь. В 1929–1930 годах была проведена активная кампания по закрытию и ликвидации церквей и снятию колоколов. В октябре 1929 года было приказано снять церковные колокола: «Колокольный звон нарушает право широких атеистических масс городов и деревень на заслуженный отдых». Среди кулаков и других социальных групп, отправленных на обочину «нового социалистического общества», оказалось и духовенство. Задавленные налогами (которые в 1928–1930 годах возросли в десять раз), лишенные всех гражданских прав, что означало в первую очередь лишение продовольственных карточек и бесплатного медицинского обслуживания, служители культа стали также подвергаться арестам, высылке и заключениям в местах лишения свободы. Согласно существующим неполным данным, в 1930 году были репрессированы более 13 тысяч служителей культа. Проводимая в то время по всей стране коллективизация в большинстве деревень и городов началась с символического закрытия церкви, «раскулачивания попа». Весьма симптоматично, что около 14% бунтов и крестьянских волнений, зарегистрированных в 1930-х годах, имели первопричиной закрытие церкви и конфискацию колоколов. Антирелигиозная кампания достигла своего апогея зимой 1929–1930 годов. К 1 марта 1930 года 6715 церквей были закрыты, часть из них разрушена. Однако после знаменитой статьи Сталина «Головокружение от успехов», опубликованной в газете «Правда» 2 марта 1930 года, резолюция Центрального комитета ВКП(б) цинично осудила «недопустимые отклонения в борьбе против религиозных предрассудков» и, в частности, закрытие церквей без согласия прихожан. Но это было формальной отговоркой со стороны властей, ибо ни статья Сталина, ни резолюция Центрального комитета ВКП(б) не имели никакого положительного влияния на судьбы сосланных служителей культа. В последующие годы открытое активное наступление против церкви сменилось негласным, но жестким административным преследованием духовенства и верующих. Свободно трактуя шестьдесят восемь пунктов Постановления от 8 апреля 1929 года, превышая свои полномочия при закрытии церквей, местные власти продолжали вести борьбу под различными «благовидными» предлогами. Лишенные гражданских прав и духовного влияния, без возможности зарабатывать на жизнь, подведенные под категорию «паразитические элементы, живущие чужими доходами», некоторые служители культа вынужденно превращались в «бродячих попов», ведущих подпольную жизнь вне общества.

Четвертая волна гонений (1937–1938) характеризуется страшным террором, стремлением советской власти уничтожить всех верующих. В эти годы были репрессированы около 200 тысяч человек, из них 100 тысяч казнены — расстреляны. По арестам четвертая волна гонений примерно в 10 раз превышает гонение 1922 года, а по расстрелам — в 80 раз. В наших предыдущих публикациях мы отчасти коснулись судеб священнослужителей и мирян, пострадавших в период третьей и четвертой волны гонений.

А сегодняшнее повествование посвящено истории закрытия и ликвидации церквей в Воловском районе в 1930 году.

Весной 1930 года в Воловский район для «выявления правильности закрытия и использования церквей» Тульским окружным исполкомом были командированы В. Казаков и М. Савинков. Эта командировка, скорее всего, был вызвана упоминавшейся выше резолюцией Центрального комитета ВКП(б), который в ответ на статью Сталина «Головокружение от успехов», цинично осудил «недопустимые отклонения в борьбе против религиозных предрассудков» и, в частности, закрытие церквей без согласия прихожан. Таким образом, приезд В. Казакова и М. Савинкова состоялся не ранее марта 1930 года.

Они приехали в Воловский район, посетили Воловский райисполком, выезжали и на места, в села, где знакомились с обстоятельствами закрытия и использования церквей. К приезду инспекторов из Тулы В. Казакова и М. Савинкова все 13 действовавших в то время в районе церквей были закрыты. Закрытие церквей произошло вследствие того, что священники были привлечены к ответственности по делам, связанным с хлебозаготовкой и коллективизацией, а некоторые их них сами выехали из пределов района. Из 13-ти закрытых церквей 5 были ликвидированы, то есть их имущество было вывезено, колокола сняты, а сами церкви использованы для хозяйственных и культурных нужд. Подробных материалов, которые отражали бы процессы подготовки церквей к закрытию, в которых было бы описано само закрытие, ни в Воловском райисполкоме, ни районном административном отделе не оказалось. Как объяснил В. Казакову и М. Савинкову временно исполнявший должность секретаря товарищ, все эти материалы были отправлены в Президиум Тульского окружного исполкома. Тем не менее, инспектора из Тулы выяснили обстоятельства закрытия и ликвидации церквей района, а также то, как они использовались. Свои наблюдения они передали в докладной записке в Президиум Тульского окружного исполкома, подробно описав закрытие следующих церквей: церкви Обновления храма Воскресения Христова в Иерусалиме в селе Истленьево, Никольской церкви в селе Осиновый Куст, Троицкой церкви в селе Никитское, Казанской церкви в селе Непрядва, святого благоверного князя Александра Невского в селе Сахаровка и Покровской церкви в селе Покровское-Луговка.

ИСТЛЕНЬЕВО

Церковь Обновления храма Воскресения Христова в Иерусалиме в селе Истленьево была закрыта, как информировали В. Казакова и М. Савинкова в Воловском райисполкоме и Истленьевском сельсовете, по постановлению жителей этого села. В январе 1930 года якобы состоялось общее собрание граждан села Истленьево, вынесшее постановление о закрытии церкви. Это собрание прошло без участия жителей других селений, состоявших в приходе Воскресенской церкви, а именно: Заполья (число жителей около 300 человек), Дубровки (жителей около 700), Дьячего (жителей около 500), Андриановки (жителей около 500) и Соколья (жителей около 500).

Священник истленьевской церкви 15 января неизвестно куда выехал.

А 29 января 1930 года была произведена ликвидация церкви. Имущество церкви было ликвидировано бывшим председателем сельсовета Платоновым и вновь вступившим в эту должность Фроловым, но — без участия представителей от Воловского районного административного отдела и райисполкома. Когда происходила ликвидация, то на тот момент описи имущества не оказалось и оно было сдано в финансово-хозяйственную часть Воловского райисполкома по списку, без фактической проверки наличия его с описью, которая имелась в делах Воловского районного административного отдела и была получена от церковной общины ранее, вместе с заключенным договором на использование церкви и имущества. Иконы из церкви были использованы для хозяйственных нужд, в частности, ими настелили пол в одном из сельских магазинов. Колокола с церкви были 5–6 марта сняты и переданы в Тулметторг.

Как выяснили В. Казаков и М. Савинков, в протоколах общих собраний граждан Истленьевского сельсовета и самого сельсовета никаких сведений о том, что вопрос о закрытии церкви обсуждался на общем собрании, не было и никаких об этом материалов в делах сельсовета не имелось. По сообщению секретаря сельсовета, постановление граждан о закрытии церкви якобы взял секретарь местной ячейки партии ВКП(б). Увидеть его проверявшим инспекторам из Тулы В. Казакову и М. Савинкову не удалось, так как он в это время отсутствовал.

На колокольне закрытой церкви был водружен красный флаг, а в первые месяцы после закрытия в самой церкви были проведены 2 киновечера и 1 собрание.

Население к закрытию и ликвидации церкви относилось по-разному. Актив населения, т. е. работники сельсовета и члены коммуны «Аванград», считали закрытие делом правильным, но высказывали недовольство из-за того, что церковное здание никак не использовалось. Некоторые высказывались за то, чтобы в церковном здании оборудовать столовую. Из бесед с отдельными женщинами тульские инспекторы выяснили, что большинство населения настроено против закрытия церкви, и те, с которыми они вели беседу, открыто выражали свое по этому поводу недовольство.

Женщины из деревни Дубровки организовали экскурсию в коммуну «Авангард», однако, как признавался сам председатель этой коммуны, они больше стремились посмотреть ликвидированную Воскресенскую церковь, нежели хозяйство коммуны, и ему больших стоило трудов «оттягивать», как он выражался, экскурсию от церкви.

Интересно и характерно то, что в помещении Истленьевского сельсовета, председатель которого принимал активное участие в ликвидации Воскресенской церкви, находилась икона да еще с лампадкой, — это притом, что еще в 1918 году было категорически запрещено нахождение в государственных и общественных местах каких-либо религиозных изображений! Одна из женщин, находившаяся в здании Истленьевского сельсовета во время приезда тульских инспекторов, то ли в шутку, то ли всерьез сказала: «Вот церковь закрыли, приходится молиться только тут [т. е. в сельсовете]».

«Чувствуется отсутствие подготовительной работы среди населения по вопросу закрытия церкви, — писали в докладной записке в Президиум Тульского окружного исполкома В. Казаков и М. Савинков. — Невозможность немедленного использования церкви под какие-либо культурные и хозяйственные нужды дает почву выявлять если не общие, то, по крайней мере, групповые недовольства. Здание ликвидированной церкви абсолютно непригодно ни под клуб, ни под другое какое-либо культурное учреждение. Приспособление же его под какие-либо хозяйственные надобности возможно лишь при больших денежных затратах, что едва ли удастся коммуне “Авангард”, в распоряжение которой передано указанное здание церкви. Постановления Президиума [Воловского] райисполкома к моменту ликвидации церкви не было, не говоря уже о постановлении Президиума [Тульского] окружного исполкома. Таким образом, не только закрытие церквей, но и сам процесс изъятия церковного имущества не соблюдали даже самых элементарных правил, следовательно, ликвидация упомянутой церкви произведена с грубейшим нарушением соответствующих законоположений и была основана не на общем желании верующих, а на стремлении активной части граждан села Истленьево и местных руководителей не отстать в этом вопросе от других сел».

По постановлению Московского облисполкома Воскресенская церковь в 1930 году была взорвана.

ОСИНОВЫЙ КУСТ

Закрытие Никольской церкви села Осиновый Куст было произведено после ареста в 1930 году ее настоятеля. Священник Народным судом за лесохищение был осужден на 8 месяцев принудительных работ в городе Туле.

10 января 1930 года церковный совет прихода Никольской церкви подал письменное заявление в Осиновский сельсовет об отказе от церкви. После этого было проведено собрание членов колхоза, на котором присутствовало 100 человек. Был поставлен вопрос о закрытии церкви, за что голосовали около 60 человек, а остальные от голосования воздержались. О закрытии церкви 7 февраля 1930 года было вынесено постановление Президиума Воловского райисполкома, которое давало полное право Воловскому районному административному отделу и Осиновскому сельсовету ликвидировать церковное имущество, не дожидаясь утверждения Президиумом Тульского окружного исполкома. Это постановление было направлено в Тульский окружной исполком.

Ликвидация церковного имущества была произведена 21 февраля с участием заведующего Воловским районным финансовым отделом товарищем Чулковым. В бывшем церковном здании примитивно были оборудованы изба-читальня и сцена. В первые месяцы после ликвидации в церкви провели 1 спектакль и 2 киносеанса. Несмотря на то, что помещение могло вместить около 400 человек, на спектакле 28 февраля было всего человек 60. По словам избача, на киносеансы и спектакль приходила исключительно молодежь, взрослых женщин и мужчин не было, не было и девушек.

Когда с церковной колокольни снимали колокола, то собрался народ, преимущественно женщины, которые воспрепятствовали отправке колоколов в Воловский райисполком. Власти смогли вывезти только несколько колоколов, а другая часть, как писали В. Казаков и М. Савинков, «валяется около церкви».

Против закрытия Никольской церкви была настроена бóльшая часть женщин села, которые, по словам председателя Осиновского сельсовета товарища Шеснева, собирались группами чуть ли не каждый день и просили его открыть церковь. В народе поговаривали, что осиновцы послали представителя в Москву с ходатайством об открытии церкви; на расходы, связанные с этой командировкой, собирали деньги всем селом. Некоторые из женщин предлагали собрать по 25 копеек с сельчан и отдать их местному избачу для того, чтобы он слазил на колокольню и снял вывешенный красный флаг. По словам избача, осиновские женщины на собрании, посвященном Международному дню работниц (8 марта, впоследствии — Международный женский день), больше говорили о закрытой Никольской церкви, чем о празднике. Некоторые из них просили отдать им иконы и настаивали на «выписке попа из Москвы» на место арестованного. «Как выяснилось, — писали в докладной записке в Президиум Тульского окружного исполкома В. Казаков и М. Савинков, — большую работу среди женщин ведет бывшая монашка, проживающая в этом селе, она же являлась организаторшей выступления женщин за открытие церкви (3 марта около 150 женщин участвовало в этом выступлении). Расследование по этому делу производится».

НИКИТСКОЕ

Пленум Никитского сельсовета 9 января 1930 года принял постановление о закрытии Троицкой церкви. 12 января 1930 года по статье 58-10 УК РСФСР был арестован священник Троицкой церкви села Никитское Дмитрий Тихонович Рождественский. Постановлением Тройки при Полномочном Представительстве ОГПУ по Московской области от 12 апреля 1930 года он был приговорен к 3 годам заключения в концлагерь.

Однако церковь действовала вплоть до 24 января. А 24 января настоятель церкви священник Александр Петрович Успенский от своего имени подал в Никитский сельсовет заявление «об отказе от сана и службы в данном приходе» и одновременно сдал 113 рублей церковных денег. После этого он вместе со вторым священником Василием Дмитриевичем Богородицким скрылся в неизвестном направлении[i].

19 февраля постановление о закрытии Троицкой церкви принял и Президиум Никитского сельсовета.

28 февраля на основе упомянутых решений Пленума и Президиума Никитского сельсовета и нескольких обществ села Никитского Президиум Воловского райисполкома вынес постановление об утверждении решений собраний сельсовета с направлением материала в Тульский окружной исполком на рассмотрение.

Ликвидация церкви была произведена фактически 20 февраля, т. е. до Постановления Президиума Воловского райисполкома.

20 февраля стало в истории прихода Троицкой церкви днем вывоза и уничтожения церковного имущества. Собравшиеся в тот день сельчане, в большинстве — женщины, с сожалением и скорбью смотрели на это ужасное зрелище: в церкви ломали иконостас, крушили иконы и другое имущество. С 20 по 26 февраля несколько раз женщины группами ходили в Никитский сельсовет с просьбой отдать им ключи от церкви. Даже после такой страшной вакханалии они надеялись открыть церковь вновь, надеялись возобновить богослужение. Кто-то оповестил население о собрании 26 февраля. В результате 26 февраля к 11 часам дня около Троицкой церкви собралось около 200 женщин, к ним мало-помалу стали присоединяться еще женщины и немного мужчин из Красно-Холмского сельсовета, который относился к этому приходу. В результате к вечеру собралось около 500 человек, они искали председателя Никитского сельсовета и секретаря партячейки, чтобы взять ключи от церкви. «Имелась тенденция устроить самосуд, — писали в докладной записке в Президиум Тульского окружного исполкома В. Казаков и М. Савинков. — Общественных активных работников села, требовавших разойтись, всячески осмеивали и освистывали». Примерно в 5 часов вечера народ разошелся, но с тем, чтобы вновь, на другой день, собраться и идти за разрешением в поселок Волово, к районным властям, но власти приняли меры и предупредили это выступление и поход. Организаторы этого выступления были арестованы и народным следователем было начато следствие.

«В настоящий момент часть церковного имущества, снятая со стен, валяется как попало на полу, по нему ходят и этим портят его, а среди темной части деревни дают почву для различного рода разговоров и выступлений. Указанная церковь по размеру своему очень большая, вследствие чего оборудование в ней клуба, с одной стороны, вызовет много средств, с другой, едва ли будет возможно, так как в зимнее время потребует больших средств на отопление», — писали в 1930 году в докладной записке в Президиум Тульского окружного исполкома В. Казаков и М. Савинков.

Вероятно, к этому страшному периоду истории Троицкой церкви стоит отнести рассказ моей прабабушки Евдокии Ивановны Сычевой (в девичестве Чукиной), уроженки села Никитского. В 1920-х годах она жила уже в деревне Саратовке, так что была ли она очевидицей рассказанной ею истории или передала слышанное, сказать трудно. Рассказ этот я услышал от нее примерно лет 20–25 назад. Воспроизвожу по воспоминаниям, оставшимся в моей памяти с тех юных лет. Во время одного из погромов Троицкой церкви некий житель села Никитского решил похвастать перед односельчанами, какой он удалой богохульник и ловкий мужик. Бравируя своим неверием в Бога, он объявил, что заберется на купол то ли самóй церкви, то ли колокольни при ней, уже точно не помню, и снимет крест. Одни начали спорить с ним, что-де это ему не под силу, и тем подзадоривали его, а другие уговаривали поступить разумно, не хулить Бога и не кощунствовать над святыней. Однако гордость возобладала в его сердце, глаза загорелись и он — полез. Лез быстро, не оглядывался. Добрался до креста, потянул его в одну сторону, потянул в другую — не поддается. Пора назад. Слез с церкви и более — ни слова, лишился дара речи, онемел. А через несколько дней горе-удальца хоронили на сельском кладбище. Говорили, что после той выходки язык у него постепенно распух, так что сначала ему трудно было дышать, а потом и совсем перекрыл горло.

НЕПРЯДВА

Казанская церковь в селе Непрядва фактически была закрыта 12 января 1930 года, после ареста местного священника. 24–25 января тремя обществами села Непрядвы было вынесено постановление о закрытии церкви. На собраниях этих обществ присутствовало 419 человек (всего домохозяйств в селе было 340). Закрытию церкви предшествовала подготовительная работа среди населения. С 12 января, т. е. с момента фактического закрытия церкви, по 26 февраля не было никаких выступлений и заявлений. В этот промежуток времени в село приезжала театральная труппа из Москвы и устроила спектакль в церкви. На этом спектакле присутствовало около 200 человек, причем были женщины и даже старухи.

И вот в последних числах февраля произошло следующее. 26 февраля около 200 женщин, может быть, тех самых, которые смотрели спектакль, собравшись у Казанской церкви, подошли к недалеко расположенному от нее Непрядвенскому сельсовету с требованием выдать ключи от церкви. Ключи председателем сельсовета выданы не были. Толпа женщин к вечеру разошлась. А 27 февраля, днем, местные комсомольцы устроили в церкви сожжение «некоторой, по их выражению, рухляди», а очевидно — икон. Это богохульство стало поводом к массовому выступлению верующих и, прежде всего, женщин, среди которых были бабушки, матери и сестры юных богохульников. В тот день у стен Казанской церкви собралось около 500 человек, среди которых были и женщины, и мужчины. Пришедшие хотели устроить над запершимися в церкви комсомольцами самосуд, но подоспевшими работниками Воловского районного административного отдела и райисполкома защитники святынь были рассеяны.

Часть церковного имущества осталась в церкви. Колокола пока висели на своем месте. А в умах некоторых женщин долго жила мечта взять из церкви оставшиеся иконы и церковную утварь и организовать богослужение в каком-нибудь доме.

САХАРОВКА

Церковь святого благоверного князя Александра Невского в селе Сахаровке была закрыта после ареста ее настоятеля священника Василия Федоровича Дмитриевского по делу, связанному с хлебозаготовкой. 18 января 1930 года состоялось собрание жителей Старой и Новой Сахаровки, на котором из 120-ти домохозяев присутствовало 90 мужчин и 20 женщин. Собрание вынесло постановление о закрытии церкви с целью использования ее под клуб. 18 января расширенный Пленум Сахаровского сельского совета, на котором присутствовали 43 мужчины и 17 женщин, вынес точно такое же постановление. 19 января на общем собрании жителей деревни Таушевой, на котором присутствовали 27 мужчин и 13 женщин из общего количества 40 домохозяйств, было вынесено такое же постановление. 19 января Президиум Воловского райисполкома, основываясь на постановлении расширенного Пленума Сахаровского сельсовета, тоже вынес постановление о закрытии церкви и приспособлении ее под культурные нужды.

23 января церковь была ликвидирована, имущество ее сдано в Воловский райисполком, колокола сняты, за исключением одного, который оставили на случай тревоги при пожарах и звона во время зимней вьюги.

«Церковное здание, — по наблюдениям В. Казакова и М. Савинкова, — очень удобно, имеет ровный потолок, по своему размеру небольшое, что дало быструю возможность приспособить его под клуб». В церкви оборудовали сцену и уже шли художественные постановки. Население посещало их весьма охотно, присутствовали старики и даже старухи. Приехавшие из Тулы инспекторы увидели здание церкви заполненным семенным овсом, производилась его сортировка. В дальнейшем в церкви правую сторону планировали приспособить для сельсовета и правления колхоза, а левую — под избу-читальню. В здании же, занимаемом сельсоветом, в одной половине уже шли работы по оборудованию кузни, а в другой после перехода сельсовета в здание церкви планировали оборудовать плотничью мастерскую.

«Такое реальное и наглядное использование закрытой церкви не дает почвы не только для выступлений отсталых масс деревни, но и больших разговоров. Характерно то обстоятельство, что в деревне нет ни одного коммуниста, почему казалось бы [должно быть] отсутствие подготовительной работы, но она, нужно сказать, имеется. Что нужно отнести к работе актива населения и незначительного количества местных комсомольцев, хотя в местной стенной газете последних пробирали за картежную игру», — писали в 1930 году в докладной записке в Президиум Тульского окружного исполкома В. Казаков и М. Савинков.

ПОКРОВСКОЕ-ЛУГОВКА

Покровская церковь в селе Покровское-Луговка была закрыта после ухода ее настоятеля священника Петра Павловича Глаголева. Уход батюшки был вызван тем, что бывший избач Хиров взял у него подписку об отказе от службы. Священник, по словам церковного сторожа, выехал из района. Виновником «закрытия» церкви народ считал товарища Хирова, который к тому времени стал секретарем ячейки коммуны «Крым». Приехавшим из Тулы в село В. Казакову и М. Савинкову проверить сообщение сторожа не представилось возможным, так как товарища Хирова не удалось увидеть. Но слова церковного сторожа были подтверждены его женой, так что не верить ему было нельзя. Вскоре священник Петр Глаголев вернулся в село, и церковь, закрытая незаконно, была открыта, но ненадолго, в 1932 году батюшка был арестован и выслан из пределов Московской области, а сменивший его священник Александр Сергеевич Теплинский также был арестован в 1937 году и приговорен к 10 годам заключения в исправительно-трудовой лагерь.

Таким образом, в 1930 году были закрыты и ликвидированы пять церквей в селах Воловского района — в Истленьеве, Непрядве, Осиновом Кусте, Никитском и Сахаровке. Ликвидация их, согласно заключению В. Казакова и М. Савинкова, стала «результатом стремления местных работников с поддержкой сельского актива» — т. е. работников сельсовета и членов советских организаций, но в меньшей степени она была «основана на действительном желании верующей части деревни». «Анализируя вопрос закрытия–ликвидации этих церквей, нужно сделать следующие выводы: деревенский актив в большинстве своем за закрытие церквей, некоторая часть его — пассивна. Беднота реагирует по-разному, одна часть говорит, нужно закрывать церкви и использовать их под культурные и хозяйственные нужды, другая часть — ни за, ни против, и в разговоре мы слышали такие ответы: “Ну, закрыли и ладно, о чем толковать”, остальная часть, меньшая, недовольна закрытием — это в отношении мужчин. Что же касается женщин, то большинство их настроено за то, чтобы церкви функционировали», — писали в 1930 году в докладной записке в Президиум Тульского окружного исполкома В. Казаков и М. Савинков.

В. Казаков и М. Савинков также отметили, что вопросы о закрытии церквей на общих собраниях сельсоветов поднимались в большинстве своем одновременно с решением вопросов коллективизации. А в селе Непрядва, вообще, «подписи за закрытие церкви были механически переключены за счет подписей о вступлении в колхоз», т. е., вероятно, сначала были собраны подписи о вступлении в колхоз, а потом решением сельсовета или общим голосованием засчитаны в пользу закрытия церкви, или же могло быть так — подписывавшиеся под решением о вступлении в колхоз тут же, «механически», ставили свои подписи под документом о закрытии церкви.

Таким образом, ситуация, когда вопросы закрытия церквей ставились и решались в связи с коллективизацией, создавала впечатление, что выступавший против одного становился одновременно противником и другого. Поэтому В. Казаков и М. Савинков писали в Тульский окружной исполком, что все выступления населения против закрытия церквей являются попыткой использования «классовым врагом отсталой части деревни» против мероприятий по посевной кампании, коллективизации и т. д. и «мобилизации этой части деревни нашим классовым врагом под предлогом открытия церквей».

Поводом к выступлениям населения за открытие церквей служило, в частности, то, что местные власти и организации «безобразнейше» относились к ликвидации церквей и имущества в период «стихийного закрытия церквей, проводившегося чуть ли не в порядке соревнования». И только с получением Воловским райисполкомом директивы Тульского окружного исполкома вопрос о закрытии церквей был «поставлен в рамки существующей законности». Эта директива и остановила разгром и ликвидацию остальных 8-ми оставшихся в Воловском районе церквей (не ликвидированных). Закрытые, но не ликвидированные церкви, в которых еще сохранялось церковное имущество и утварь, не действовавшие из-за отсутствия священнослужителей вызывали в народе горячее желание их открытия. Надо было только подыскать и пригласить священника. Они были вновь открыты, но, вероятно, не все. По крайней мере, по имеющимся сведениям, действующими в 1937 году в Воловском районе были следующие церкви: Знаменская в Волово, Сретенская в Любимовке, Введенская в Верхоупье, Покровская в Покровском-Луговке, Скорбященская в Рождествено, Богородице-Рождественская в Солодилово. В 1937 году все церкви в Воловском районе были окончательно закрыты, священники и многие миряне расстреляны. К этому времени, вероятно, нужно отнести рассказ старожилов о том, что из икон Знаменской церкви села Волово неким богохульником были сделаны сани, на которых он разъезжал по весям Воловского района; насколько это правда, я не знаю.